Кто здесь с Рублевки?

Мануил Баррозу
отменил морозы
И цветут мимозы
вдоль реки Формозы…

Эти строки навеяны моими двумя последними новыми годами, проведенными – вопреки обыкновению – в краях не столь морозных, а вполне мимозных. В России, впрочем, морозов не отменяли, и, сладко скукожившись и вдыхая морозную свежесть, я задумал составить топ-десятку зимних радостей – от самых заснеженных до приятно горячительных. В этот каталог не вошли Альпы-лыжи, Рованиеми-Санты, ледяные отели и прочие «широковоспетости». Перечень зимнего счастья должен быть сугубо личным, интимно выстраданным и реактивно облапачивающим (окрыляющим). Разумеется, в этом списке лидирует –  Новый Год в Исландии, который за полтора десятилетия приема российских туристов стал для меня миссией сродни религиозной, сладкой болью и горькой усладой. Сегодня я уже не помню, кого я ежезимно рвался выводить из дебрей межкультурных потемок, возомнив себя исландским Моисеем. То ли русские души, в буквальном смысле заблудшие на новогодних исландских пепелищах, то ли окостеневших в своих предрассудках исландских рестораторов, туроператоров и прочих отельеров, год за годом организовывавших торжества в наивном убеждении, что русские “отмечают” приблизительно так же, как остальное человечество. Как я ни пытался выстроить из своего разума, сердца, знаний и опыта мостик над пропастью, разделяющей две культуры, результат был всегда один: недовольными оставались и те, и другие.

Казалось бы, чего тут сложного – приехал, порадовался, выпил-закусил, да улетай себе восвояси, но не тут-то было: русские умеют громоздить на своем пути бурелом из несуществующих сложностей, демонстрируя творческое, но удручающе инопланетное восприятие реальности. Начав принимать русские группы в Исландии, я довольно скоро уяснил для себя, что у многих моих уважаемых сограждан в голове прописано некое правило сквозного апгрейда. Звучит он примерно следующим образом: если по пути на место отдыха ты сидел в салоне бизнес класса, то на трансфере автоматически можешь претендовать на лимузин с мигалками, при расселении – на люкс апартаменты, а на экскурсиях – как минимум на вертолет, хоть ни за то, ни за другое, ни за третье не платил. Бáрака какая-то что ли на них библейским голубком ниспадает в этом бизнес классе, или бортпроводница Рагнхейдюр – Мисс Исландия образца 1965 года – выписывает всем сквозные индульгенции, но в результате русский турист получает пожизненный апгрейд по всем статьям: ОДИН РАЗ В БИЗНЕС КЛАСС – УЖЕ НЕ РАПИДАС!

Вопрос рассадки русских людей, всегда почему-то занимающих в полтора раза больше мест, чем им положено, оказался настолько чувствительным, что я начал делить обычный туристический автобус на «бизнес», «эконом» и «улучшенный» классы, рассаживая и пересаживая пассажиров соответствии с выдуманными ими же категориями собственной значимости. Если бы я предложил доплачивать примерно по штуке евро за апгрейд класса в салоне автобуса, думаю, греб бы денежки лопатою, неизменно прикрепленной в Исландии к автобусам и джипам. Или огрёб бы этой самой лопатою от разъяренной толпы, которая, отбросив не прекращающуюся ни нам миг классовую борьбу внутри автобуса, объединилась бы против меня в едином порыве. А если бы автобус подавали всегда один и тот же, я бы разделил его занавесочками на секции, повесил персидские ковры, расставил ширмочки из «Якитории», развесил на спинках таблички «Зарезервировано», «ВИП место», «Эксклюзивно для господина Пупкина-Депутаткина»…

Как на беду, автобусы исландские диспетчеры подавали всегда разные, да к тому же не всегда исправные. Последнее обстоятельство придавало отголосок легитимности требованиям тех туристов, кто незамедлительно по прилете позиционировал себя как «Человек с Рублевки». Как правило, это были барышни, подкреплявшие весомость своей элитной сопричастности пуленепробиваемым доказательством: «На мне платье от Юдашкина!!!». Кто такой Юдашкин я в своей островной заскорузлости до сих пор представляю себе слабо, но думаю, что хороший человек, к которому правила жизни покупательниц его платьев имеют приблизительно такое же отношения, какое Инструкция по извлечению кишок, изданная Святой Инквизицией, имеет к учению Христа. Так или иначе, я быстро осознал, что правило сквозного апгрейда распространяется не только на пассажиров бизнес класса, но и на обитателей Рублевки, директоров крупных предприятий, лиц, однажды показанных по телевизору, лиц, сидевших в детсадике на горшке рядом с  лицами, показанными по телевизору, и прочий сплошняковый бомонд, туго набившийся ко мне в автобус… Зафиксировав «косяк» с автобусом, возмущенные “барышни с Рублевки” начинали добиваться, чтобы я провел им апгрейд их скудных комнат на роскошные апартаменты, либо посадил за новогодним столом рядом с сыном Префекта Южного Округа, который, по их сведениям, инкогнито посещает исландские гейзеры в составе группы. Мне роль властелина судеб, безусловно, импонировала, и я бесцеремонно сливал таким “мисс Мудашкиным“ любых непарных мужиков в наших рядах как внебрачных сыновей префектов, младших чубаисов и прочих завуалированных випов. Надеюсь, этим мужикам – да и всем остальным гостям – удалось узреть что-либо из тускло освещенных в полярной ночи прелестей милого моему сердцу острова, вопреки незатихающей сословной возне всех этих депуташкиных-чебурашкиных.

Мне самому нравилось все – лошадки, силачи, фокусники, лангустины, оперные певцы, джипы и Голубая Лагуна, новогодние салюты и костры, даже дикие шторма, порой срывавшие нам и костры, и экскурсии, и приземления самолетов. Поэтому не стану слишком распространяться на тему того, что русский человек не способен спокойно сидеть за праздничным столом, а должен почему-то ежеминутно вскакивать и возмущаться: «Ну чё, так и будем сидеть – когда же, наконец, начнется?» или «Это чё – все что ли?». При этом он так занят своим этим переживанием, думкой о том, зря или все-таки не зря он выкатил столько денег за праздник, что и праздника-то самого не видит. Что поделаешь, такая вот национальная особенность: никогда не здесь и не сейчас, всегда «Да когда же начнут?» и «Почему так быстро закончилось?». К тому же Новый Год – праздник, посвященный УСКОЛЬЗАЮЩЕМУ ВРЕМЕНИ, и в новогодний сезон эта ПАТОЛОГИЧЕСКАЯ НЕПРИЧАСТНОСТЬ К НАСТОЯЩЕМУ обостряется в русской душе до истерики.

Не стоит обижаться и на исландцев, например – на уважаемого исландского ресторатора, который ежегодно выговаривал мне в глубоком расстройстве: «Смирнофф, в этом гоуду поусле ваш этот русский праздник я достать из под стол 467 пустой бутылка без акцизный марка наш исландский алкоголь-райх-монополия! В следующий раз буду звонить полиция». Не буду, потому убогий он какой-то: как представишь себе, как он 1 января все утро проползал под столами, горько бормотал, подсчитывал убытки и делил пустые бутылки на чуждые русские и родные исландские… Лучше бы пошел и сдал все бутылки скопом – глядишь, еще бы штуку евро в карман положил – чем впустую сокрушаться об упущенных из-за русского пофигизма доходах. Да и сам он виноват, ресторатор этот: разносил бы бухло пошвыдче, выпили бы подчистую и свое «левое», и его «правое». Тоже, кстати, не насквозь акцизное: рестораторы в Рейкьявике охотно берут водку у русских рыбаков, а уже какую ТЕ берут водку, мы с вами догадываемся.

Не буду никого судить, «стебать», осмеивать, потому что сам такой же. Жизнь – что русское новогоднее застолье. Вначале полжизни спрашиваешь: «Ну когда же, наконец, начнется?», а потом «Это чё, все что ли?». В сущности, все мы немножко… Чебурашкины с Рублеффки.

Skógafoss

Выходят на арену силачи