Не хотел вести этот сайт в форме блога о конце истории или фоторепортажа о нашем несовместимом с жизнью свинстве, преступлениях против окружающей среды, собственного здоровья и здравого смысла. Не хотел, но на волне всеобщего «достало!» не сдержался. В голове заиграла песенка из детства: «просто нечего нам больше терять, все нам вспомнится на страшном суде», и я не выдержал. Песенка демонстрирует определенную религиозность сознания, которая выражается в поведенческой максиме «семь бед – один ответ». То есть либо безгрешен, как  новорожденный бабуин, либо допустил хоть один нечистый помысел, и тотчас «грехопадешь» так, что хоть в серийные убийцы подавайся: все равно один ответ. И дело даже не в религиозности, а в общечеловеческой психологии безответственности, которая нередко рядится в одежды глубоко прочувствованной ответственности, «духовности».

У любого народа имеются свои идиотские обычаи и традиции. Вот некоторые из моих «любимых» привычек нашей части человечества. Первая – везде и всегда появляться на личном авто, втискивая его туда, где машины нужны, «как в бане пассатижи». Омерзительные привычки ярче всего проявляются на отдыхе, и не только у наших соотечественников. В местах летнего купания россиян – на берегах озер, рек и морей – среди загорающих тел непременно копошатся личные авто, владельцы которых кропотливо притирают их поближе к воде. То ли ими движет желание продемонстрировать свой социальный статус, несколько стертый в раздетой толпе, то ли они бессознательно подражают автомобильной рекламе, нередко позиционирующей железных коней на фоне труднодоступных природных красот. Подогнав машину поближе к воде, ее можно вымыть среди плещущихся детишек (в том числе собственных), сменить в ней масло, наконец, оглушительно врубить «милицейскую волну». Представление о дьявольски громкой музыке как неотъемлемом атрибуте отдыха роднит нас с арабами, индийцами и другими народами, проживающими как компактно, так и разреженно. Первым оглушительная музыка нужна, чтобы оградиться индивидуальным шумом от коллективного гомона, вторым – чтобы убежать от себя в рокот коллективного бессознательного.

Теперь можно приступать к разжиганию костров и приготовлению пищи. Либо понятие оборудованных под гриль площадок вообще неведомо в России, либо такие площадки неминуемо становятся жертвами вандалов, но у нас каждый «пикникёр» палит свое индивидуальное пепелище. Одноразовые грили тоже не прижились, хотя и появились в последнее время на заправках западного типа. В целом россиянин склонен выбирать для отдыха места с максимальной концентрацией мусора и нечистот, а пищу принимать среди дохлых кошечек и собачек, груд банок и бутылок, щедро политых мазутом и горюче-смазочными материалами. Думаю, он неосознанно делает все, «чтобы служба медом не казалась»: то есть инстинкт самосохранения диктует ему выбор условий, не позволяющих выработать губительную в наших широтах привычку к красоте, комфорту и гармонии. Если же россиянин все же находит места заповедно-незагаженные, еще не факт, что он готов убрать за собой сам. В державном сознании народа-победителя роль уборщика отведена другим людям – чаще всего таджикам – на рост численности коих в наших городах он при этом не устает сетовать. Сетует – и сорит, сетует – и сорит…

Краше некуда!

Еще одна «очаровательная» привычка – открывать перед светофором дверь машины и смачно плевать на асфальт. Мне кажется, она пришла к нам с востока, где жуют кат, бетель и прочую органическую дурь, вызывающую обильное вы д еление слюны. У нас она нашла широкое распространение среди вполне славянских водителей, концепции дурежевания абсолютно чуждых. Еще у нас обожают разные устные и письменные предупреждения, таблички и призывы – от метро, в котором осипшие  тетеньки что-то все время оглушительно, но нечленораздельно вещают в громкогово рители – до таких перлов, как на фотографиях. Плакат «Сделаем родной город еще краше!» гордо рассекает океаны мусора. Спасибо, но не дай бог: «краше» уже некуда!

Краше некуда!

Не стоит останавливаться на повсеместно закрытых (кроме одной) дверях, распахнутых люках, мании возводить заборы и громоздить барьеры. Это – «классика» жанра, тяжелое наследие советского прошлого, помноженная на новые поросячьи таинства эпохи массового потребления. Бесполезно жаловаться и на ежегодное сдирание вполне, как представляется, нормального асфальта ради укладки нового, либо на уплывающую вместе с дождем тротуарную плитку. Это на западе асфальт тупо лежит, а у нас он постояно “оборачивается” и “работает”, зарабатывая деньги дорожникам, ментам, жестянщикам, врачам и могильщикам. Но нашему человеку недостаточно просто обогощаться на непрекращающемся дорожном строительстве, ему нужно одновременно подкачивать свое эго, подсевшее после посещения разных Швейцарий, Австрий и иных удручающе-благополучных стран, создавая максимум страданий для ближнего и перекладывая ответственность на универсально пригодных таджиков. «А иначе, зачем на земле этой вечной живу?».

Россия: чтобы служба медом не казалась!

Иначе, как \"помирание\" это не назовешь

Follow the leaders, watch \'em parking meters...

Совершенно непонятно, что с этим делать. Можно, скажем, на базе плаката с разъяренным нацлидером подготовить плакат «Не сори!», грозящий свиногражданам страшными карами, и развесить его на каждом столбе, но это вряд это что-то изменит. Для нас личное пространство заканчивается приборной доской автомобиля, телевизором, экраном монитора. Дальше – ничья земля, где можно и нужно гадить, а за нами уберут таджики. Недавно в верхнем парке Петергофа посмотрел выставку фотографий фашисткой оккупации и был глубоко озадачен немцами: такие симпатичные люди, кушают за безупречно сервированными столами, аккуратно одетые и чисто выбритые, играют на музыкальных инструментах, кормят лошадок, даже надпись «бункер» вывели каллиграфическим почерком – но при этом учинили во дворцах и парках такое варварское свинство! Как им самим не противно-то было? Не знаю точно, что у них творилось в головах, но догадываюсь, что они тоже мнили себя народом-победителем, а Петергоф этот или Царское Село  были для них ничейными – в лучшем случае подлежащим уборке силами русских «таджиков», в худшем – тотальному уничтожению. Ну и вдобавок рассержены были они тем, что им не сдали по всем правилам осажденный город, сами мерзли студеными зимами – вот и рубили парки, жгли костры во дворцах, сжигали бесценную мебель… Мы на своей земле порой ведем себя точно как такие оккупанты. А поскольку данное заявление звучит до отрыжки по-проповеднически и грешит тем самым «семь бед – один ответ», о котором писал выше, добавлю еще один труизм: только свободный человек может ощущать себя хозяином на своей земле. Конец проповеди.

И еще пару параграфов на другую тему, к проповедям имеющую лишь косвенное отношение. Уже достаточно давно понял, что я без ума от стремительной реки Оки, холмов и дубовых рощ калужского края, а совсем недавно узнал, что мой дед и прадед были родом именно из этих мест, к тому же принадлежали к духовному сословию. Можно предположить, что именно отсюда у меня склонность к проповедям, хотя честнее признать собственную душу потемками. Так или иначе, как только сошел снег, поехал я искать эту дедову деревню. Зашел с тульской, а не с калужской стороны, тем самым обеспечив себе отвратительную даже по меркам нашей страны дорогу. «Проезжая по ней, с меня слетела шапка», но было осмотрено следующее: церковь без креста, деревня с романтическим названием «Выблядовка» (интересно, ее жителей называют так, как я думаю?), городок Одоев, действительно когда-то служивший фамильным гнездом Одоевских, неприметная деревня Лужное, приметная только гигантским транспарантом, повествующем о том, что она является родиной Алексея Ильича Чирикова – соратника Беринга и открывателя Алеутских островов… Михаил Алексеевич того же славного рода, Вам сей факт, полагаю, известен? Затем передо мною предстала чумазая, но полезная Черепетская ГРЭС, откормочный комплекс на 2200 голов рогатого скота, наконец, разлившаяся река Упа (приток Оки), которую я безуспешно пытался пересечь в трех местах, но дорога повсюду уходила глубоко под воду. В одном месте была организована лодочная переправа. Местный житель указал мне на ежегодный характер таких наводнений, сообщив, что в этом году паводок стоит уже две недели. Ничего удивительного: температура за несколько дней скаканула с минуса до плюс тридцати. Тот же житель сообщил мне, что со стороны Калуги – мимо любимой мною Оптиной Пустыни и какой-то то ли Перемыши то ли Перемышли – до заветной деревни добраться все же было можно. Об этом мне в самом начале путешествия шепнула интуиция, но я ее не послушался. Все светлое время суток было потрачено на барахтанье в жидкой глине в поисках подъездов к реке, а в потемках деревню предков осматривать не хотелось. Таким образом, я отложил миссию до более сухих деньков.

чудаки и дорохер

«Father McKenzie writing the words of a sermon that no one will hear, no one comes near»… Поскольку бывают люди, которые не слушают «Битлов», привожу примерный перевод: «Отец МакКензи пишет проповедь, которую никто никогда не услышит – здесь и рядом никого не бывает». Очень похоже на тульско-калужские дебри, осмотренные в ходе путешествия. А мне проповедь одинокого кельтского падре в штопаных носках пришлась бы по душе: люблю проповеди, которые пишут для себя, а не для прихода, а потому засуну-ка этот пост поглубже в недра сайта. И еще спасибо, господи, за то, что в Тульской губернии еще растят коров, что в Петергофе пока не додумались класть тротуарную плитку, да за то, что на карте нашей родины имеется деревня Выблядовка. Думаю, что после расширения Москвы туда переедет Кремль.

PeterGo4!

Я - церковь без креста

Першпективы

Ты - дерево...

PS При ближайшем рассмотрении “Выблядовка” оказалась невинной “Выглядовкой”. А жалко…