Ведровер прогресса испокон веков противо постоит священной корове религиозного обскурантиззма

Не оскорбляй ты дочь пророка; не оскверняй религией панк рока! Я это придумал, когда все зашелестели по поводу панк-молебна и уголовного наказания за то, что я в потемках своего квази-исландского сознания не счел особо предосудительным. Что дурного в том, чтобы спеть в храме? Как сейчас помню веселые песни и танцы в кирхе Филадельфия в Рейкьявике (это, по-моему, церковь пятидесятников), выдавшиеся… на похоронах. Впрочем, это не совсем одно и то же, ибо танцы случились внутри их экзотической конгрегации и по обоюдному согласию… Не знаю, только, кого с кем – бога с этим приходом, уходящей души с душами провожающими? Но мне понравилось, хотя, признаюсь, в обрядовых таинствах я не силен и к вере не склонен: нет у меня гена мистики, начисто отсутствует. Мой воцерковленный друг указал мне на неприемлемость таких кричалок именно с позиций православной обрядности: амвон, с которого исполнялся молебен, по праву принадлежит батюшке или дьякону, и никому другому. Спасибо, разъяснил: теперь я понимаю технический аспект проблемы и вижу, что девушки могли действительно оскорбить верующих, а не только чересчур обидчивые власти. И к тому же познакомился со словом «амвон»…

К чему я это все объясняю? Смотрите: когда мне был лет четырнадцать,  я – исправный комсомолец – в православном храме еще не бывал. В популярном тогда Спасо-Преображенском Соборе в андроповские времена специально обученные дружины отлавливали школьников, которых здоровое детское любопытство влекло в «грязные лапы клерикалов». Отлавливали и строго наказывали, тащили в Большой Дом, ставили на учет. Уверен, что этим занимались те же люди, которые сегодня готовы «порвать» за православие. Но речь не о них, а о том, что разные там «Полисы» и «Клэши» к тому времени на кассетах у меня уже водились, причем их употребление было куда менее порицаемо и рискованно, чем употребление религии. То есть в моей системе ценностей панк-рок существовал РАНЬШЕ религии! А значит, я вправе занять консервативно-оскорбленную позицию, объявить примат панк-рока над религией и осудить «пусек» за то, что они «осквернили» протестную энергию рока вязким конформизмом религии. Писать гневные письма осуждения, требовать расплаты, привлекать в свидетели разных там авторитетов: «Мы отстояли свое «право на рок», «дожили до седин – чтоб «послушать Дип Пёпл и ццццц… Цепелин», а они, понимаш, оскверняют…». Причем с позиций исторической достоверности и жизненного опыта это не было бы абсурдом: ведь я не единственный, в чьей жизни электрогитара прогремела раньше, чем «Отче наш».

Можно выступить с осуждением с какой-либо иной позиции. Например: мы – лыжники, носящие в ветреную погоду лыжные маски – требуем вернуть нам наш символ идентичности, экспроприированный разного рода террористами и радикалами. Верните балаклаву властелинам лыжни: без нее скулы мерзнут, а в ней менты шмонают! Либо: коллектив изготовителей электрогитар «Фендер Стратакастер» гневно осуждает происки эрзац-феминсток за пресловутый перформанс, подло исказивших гендерную сущность этого священного, храмового можно сказать, инструмента. Ибо любой культуролог знает, что округлая с осиной талией дека электрогитары символизирует женское тело, нежно терзаемое и беспощадно укрощаемое чувствительными пальцами мужественного гитарного героя. Само электрическое соло, у нас известное как «запил» (с ударением на второй слог, хотя ударение на первый слог с гитарными героями тоже нередко случается) является достоверным музыкальным образом волнообразного мужского оргазма. Наконец, самый «мачо» гитарный герой всех времен и народов Джимми Хендрикс не только метафорически повествовал в своих «запилах» о примате активного звукоизвлекающего мужского начала над смиренным звукоизвлекаемым женским, но также утверждал торжество африканской расы над кавказской (в смысле белой) в вопросах творчества и сексуальности. Короче, рок – дело мужчин (так и хочется добавить: «лекарство против морщин»), а бабы с электрогитарами – это как ОМОН в кружевных лифтах с йоркширскими терьерами.

Мне тут подсказывают, что, поступок девушек можно интерпретировать, как манифестацию «guitar envy» (зависти к гитаре), трансформировавшейся в эпоху медиа-технологий из классической фрейдистской «penis envy» (зависти к пенису), то есть на эту палочку можно навертеть еще такую сахарную вату суждений и осуждений, что сам Пелевин чисто отдохнет. Надеюсь всем понятно, что я не занимаю ничью сторону, а играю роль «адвоката дьявола»,  размышляя о механизме осуждения.

Работает он примерно следующим образом. Помните, когда вы в детстве впервые солгали родителям, или что-то украли, либо у вас появилась маленькая, но постыдная тайна, которую нужно было хранить? Это момент утери невинности, когда вы начали отбрасывать тень. Дальше, если этой тайной ни с кем не делиться, тень будет расти. В груди будет нарастать этакое пофигистическое чувство свободы и безответственности, вызванное тем, что в момент совершения детского греха вы уже обрекли себя на муки ада, вынув пальчик из плотины, отделяющей ваш островок невинности от селевых потоков порока. При этом степень вины и степень ответственности (или безответственности) не соразмерны друг с другом, масштаб и перспектива явлений причудливо искажаются. Человек мыслит примерно следующим образом: «В детстве я тайно перешел улицу на красный свет. Это страшный грех, и гореть мне за него в огне, а потому буду летать по городу на машине с мигалкой, сбивая встречных и поперечных: все равно семь бед – один ответ!».

Есть еще механизм проекции: мне за что-то стыдно, и я проецирую вину на других, порицая их за собственный грех. Чем яростнее осуждение, тем пушистее собственное рыльце. Если мне стыдно за то, что в моей стране нет ни сантиметра нерастрескавшегося и незаплеванного асфальта, я буду проецировать вину на универсально пригодных злоносителей-американцев, которые с помощью космического оружия или вездесущих агентов влияния льют помойку на безбрежные просторы наших рубежей. Если наши депутаты законодательных собраний так пристально увлечены проблемами гомосексуализма и педофилии, значит, у них самих что-то не в порядке с сексуальной моралью и ориентацией…

Ну и так далее. Как в поговорке: плохому танцору всегда американцы мешают. А теперь несколько историй о порицании и прощении, начиная, по традиции, с исландских.

1. Велосипедных дел мастер

Почему-то принято считать, что «крейзá» косит стройные ряды граждан в местах плотного проживания сумасшедших – столицах, мегаполисах, разного рода царь-градах. Оно, конечно, так, но на самом деле в больших городах право на сумасшествие строго регламентировано, распилено, раскатано и внесено в реестр прибыльных предприятий, контролируемых синдикатами политиков, клерикалов и бандитов. Оно применяется – зачастую с масштабно губительными последствиями – в ходе хорошо организованных акций безумия, а вот для индивидуального «творчества» сумасшедших в большом городе остается удручающе мало места. В отличие от тихих омутов, в которых, как известно, водятся черти. И где к приходу чертей, как правило, не готовы. Именно в тихих заводях и случаются самые ужасные преступления ненависти – разные там брейвики, мухаммады мера и прочие безумцы. Случаются под недоуменное бормотание граждан вне «заводи»: да как же так – у них ведь там ТАК СПОКОЙНО!

Пока я жил в Исландии, меня не покидала мысль: а может именно от этого «спокойно» людей здесь «клинит» куда более причудливым образом, чем жителей мегаполисов, у которых жизненного тонуса хватает только на «коммьютинг» между домом и работой? Ведь человеку свойственно искать стимулы, то есть приключения на свою задницу, и именно в тихих и удобных для жизни заводях у него есть возможность вдоволь обмусолить любую идиотскую затею и воплотить ее в жизнь.

В столице Исландии Рейкьявик имеется главная магазинная улица – Лёйгарвегур (ручейковый путь) – и теневая улица «разбитых фонарей», бегущая параллельно главной – Квервисгата. Вдоль Квервисгаты расположены социальные квартиры для безработных, центры кормежки бездомных, детоксы для наркоманов, а в последнее время еще и секс-шопы и стрип-клубы! На этой улице, разумеется, ОЧЕНЬ ОПАСНО, как не преминут указать местные жители – в отличие от главной магистрали десятикратно переоцененных «дольче и габан», где царит тишь, гладь, да божья благодать.

Именно на этой «опасной» улице почти 30 лет назад открыл свою велосипедную мастерскую… Рунар. Будем называть его так, хотя на самом деле имя и фотография героя нашего повествования уже несколько лет гуляют по интернету так же интенсивно, как письма «юристов» из Нигерии, призывающих вас востребовать многомиллионное наследство вашего нигерийского дядюшки (у кого сегодня нет дядюшки в Нигерии?). В то время Исландия еще пережевывала американскую мечту, воплощенную в гамбургерах, ковбойских сапогах и плывущих над лавовыми полями несуразно больших «бьюиках», «шевиках» и прочих «генеральских моторах». Вéлик в эту картину мира не вписывался; он пришел в Исландию чуть позже из обкуренной датской Христиании вместе с экотуристами, привыкшими передвигаться на арендованных бисеклетах. Единственными обладателями велосипедов на весь город в этот период были я (из бедности) и Хрингур (по болезни) – странный человек с деформированным черепом и прической «ирокез», затянутый в черную кожу мотоциклиста. Выражение лица Хрингура, не блиставшего психологическим здоровьем, красноречиво свидетельствовало о том, что шансов получить водительские права у него не больше, чем увидеть собственный затылок под ирокезом. Но мужик он был отличный – и настоящий панк! Хрингур любил пугать своим видоном туристов, а еще кружить на вéлике вокруг «взрослых пацанов» на «харлеях», великодушно принимавших его в свой суровый мужской круг.

Викинг веников не вяжет

Возможно, доходов от обслуживания наших с Хрингуром велосипедов Рунару вполне хватало, а может он уже тогда пестовал какую-нибудь горькую думку о судьбах планеты и насчет денег особо не парился, но его байк-шоп жил и развивался. Рунар всегда был мужественно симпатичен, по-мужицки безотказен и сумрачно молчалив. Замечательные, на мой взгляд, качества настоящего викинга – как мне их не хватает среди моих сограждан, склонных к эмоциональному шахидизму и шахеризадизму по любому поводу и без. К 2009 году бизнес Рунара разросся и уже включал в себя аренду велосипедов для туристов, обширные продажи и обслуживание. В городе появились велосипедные дорожки, а СМИ начали прокачивать идею велополиса – чтобы все было как у «взрослых» в Копенгагене, Стокгольме и Амстердаме. Казалось бы, чего человеку не хватает – пошел, наконец, в гору вытянутый на горбу бизнес, но именно в этом момент Рунара «торкнуо», пассианарно «воткнуло», он ощутил всепланетную сопричастность и занял свое место среди «воинов света», вооружившись ксенофобской лексикой и цепью от велосипеда «Scott USA».

Júðar ekki velkomnir

Если говорить проще, то Рунар, протестуя против какого-то очередного израильского безобразия – кажется, оккупации Газы, вывесил на дверях своего магазина аккуратную надпись «Júðar ekki velkomnir» (Жиды не приветствуются). Вот как об эпохальном для судеб современности событии поведала исландская газета «DV» (имя героя я изменил): « ЕВРЕЯМ НЕ МЕСТО В МАГАЗИНЕ НА КВЕРВИСГАТЕ. Рунар утверждает, что будет обслуживать евреев, если они придут к нему в магазин, но даст им понять, что они здесь не приветствуются . Рунар – владелец магазина «Боргархьёл» на Квервисгате – вывесил в своем магазине табличку, в которой клиентам указывается на то, что он не приветствует «жидов». «Я не хотел бы, что сюда приходили евреи, потому что мне они не нравятся, и я не люблю их уже много лет» – утверждает Рунар. Рунар, который владеет этим бизнесом 25 лет, заявил, что действует по политическим соображениям. Торхаллюр Хеимиссон, пастор из города Хапнарфьёрдюр, находит заявление владельца магазина небезобидным, так как в нем используется термин «жиды» как короткое название евреев. «Мне представляется это весьма предосудительным. Слово «жид» – древнее; раньше оно применялось как сокращенное название для обозначения евреев, но сегодня имеет негативно окрашенную нацистскую коннотацию» – утверждает пастор. Конституция Исландии запрещает дискриминацию людей по религиозным и расовым признакам» [перевод автора].

Я бы возмутился всеми фибрами своей анти-ксенофобской души, если бы не одно досадное «но»: откуда в Рейкьявике взяться евреям [1]? Где Рунар мог наблюдать тех самых евреев, которых он столько лет так страстно недолюбливает? Какие к чертям в Рейкьявике еврейские клиенты, которым ему бы так хотелось бы указать на дверь своего вело-салона?! Он вообще хоть одного еврея живьем в своей Исландии видел?! Собственных евреев в Исландии практически нет и не было, а в туристической области потенциально еврейские страны находятся на последних местах по посещаемости острова. Можно подумать, что в Рейкьявик самолетами устремляются еврейские туристы, чтобы досадить Рунару: «Шломо, таки полетели в Рейкьявик велосипеды починим: там у Рунара дешевле, чем в Яффе». А дальше – как на полотнах Шагала: над разноцветными крышами Рейкьявика косяками парят евреи в лапсердаках, широкополых шляпах и ермолках, только обнимают они не еврейских невест, а нуждающиеся в техническом обслуживании велосипеды. Очередь из евреев к Рунару зловещим питоном многократно обвила компактный центр исландской столицы. Стоят хасиды, раввины, кабалисты, сионисты, коммунисты, гомосексуалисты – все как один с велосипедами. А Рунар без устали позвякивает гаечными ключами да все подтягивает цепочки на велосипедах, закручивает тросики, зыркая на посетителей наливающимися кровью глазами безеркера, пока вдруг как не затопает ногами и не заорет как викинг на стероидах: «Как вы меня достали! Ну не люблю я вас – и сколько лет уже не люблю! И откуда вы все прилетели? В общем так: слушайте, пацаны, велики чинить буду, но вы, блин, нот велкам!»

По Рейкьявику шагал Марк Захарович Шагал...

И воспылала праведным гневом прогрессивная еврейская и нееврейская общественность, в интернете поднялся едкий пепел дискуссии вперемешку с угарными газами – как от пресловутого исландского вулкана. «Всмотритесь в лицо исландского нациста. Правда он выглядит как юдофоб? – написал кто-то ушлый в письме президенту велосипедной фирмы «Scott» в США, франшизой которой является магазин Рунара – Я, правда, по-исландски не читаю, но вот статья» (Источник: http://atlasshrugs2000.typepad.com/atlas_shrugs/2009/02/bike-store-in-iceland-no-bikes-for-jews.html ).

Пришла в движение отлаженная машина осуждения. Президент американской велосипедной корпорации «Scott» выступил с официальным заявлением, в котором указал на то, что не несет ответственности за «художества» Рунара в Исландии, подчеркнув, что многонациональный коллектив его фирмы единодушно «осуждамс» Рунара за антисемитизм и ксенофобию. Можно подумать, им там всем в Америке заняться нечем, кроме как читать исландскую газетёнку «DV»! Кто-то связал Рунара с Аль-Каидой и исламскими фундаменталистами. Кто-то объявил национальным героем – борцом с еврейскими банкирами. Еврейско-британские братья Винсент и Роберт Чингиз действительно были задержаны в Лондоне по подозрению в крупном мошенничестве, приведшем к банкротству острова (см. http://www.kommersant.ru/doc/1597845 ), что дало повод для широкого обсуждения еврейского «следа» в проблемах исландской экономики. Для полноты демократического обмена мнениями не хватало требований разбомбить магазин Рунара, одновременно служащий штаб-квартирой исландского отделения «Хамаса».

Как водится в подобных случаях, народ обсудил все оттенки антисемитской терминологии. Лично мне вспомнилось, что еврейский район в Севилье и Кордове называется «Juderia», а в Праге еврейское кладбище вообще помечено на указателях как «Starý židovský hřbitov» (очаровательный язык!), что вовсе не отменяет того, что Рунар выразился крайне неизящно – как в гейзер пёрднул! Но ведь в его политических симпатиях (как-то язык не поворачивается назвать их «взглядами») отразилось традиционное исландское осуждение израильской военщины. Оно достигло высшей точки в 2011 году, когда Исландия первой в Европе признала независимость Палестины. Может – это всходы семян борьбы, посаженных Рунаром, тень его одинокого знамени свободы, поднятого в невзрачном подвальчике по ремонту велосипедов? Не думаю, что в этом дело. В свое время Исландия одной из первых приветствовала создание государства Израиль, потом первой признала независимость прибалтийских стран. Просто есть такой здоровый принцип – малые державы поддерживают независимость малых держав: искренне и прагматично.

Я не психолог и не философ, но думаю, что из этой истории можно извлечь ряд типологических обобщений. Первое: мы постоянно получаем тревожные сигналы из СМИ, но не имеем возможности ничего по этому поводу сделать. Бессилие противоестественно и разрушительно для психологического здоровья человека. Наложенное на личные невзгоды и комплексы, такое бессилие может вызвать непреодолимое желание осуждать или, не приведи господь, действовать. Благополучные, демократичные и честные страны подвержены этой искренней дури не в меньшей, а то и в большей степени чем страны неблагополучные, циничные и рваческие. Во вторых все делается за деньги, в первых – по убеждению, что временами приводит к куда более пагубным последствиям. Сравните, например, «эффективность» искренне безумного Брейвика с этническими погромами на заказ, скажем, в Индии. Второе: не только СМИ, но и интернет сервируют удручающе упрощенную картину мира: «Хорошенько вглядитесь в лицо исландского нациста!» Потребление такой идиотской упрощенки приводит к идиотским действиям. Ну и третье. Грядет эпоха глобальной ответственности за базар: сморозил что-нибудь неполиткорректное в собственном хлеву в обществе внимающих баранов, вышел во двор – а над тобой уже завис вертолет с направленной на тебя камерой «CNN» или боевой ракетой. Высокие, блин, технологии. Поэтому безопаснее никого не осуждать: ни викингов, ни евреев, ни панков, ни православных, ни феминисток, ни гомофобов, ни тем более баранов.

Ну и последнее: магазин Рунара живет и процветает, хотя, будь я израильским турагентом, я бы не преминул сбросить на его тугодумную голову пару чартерных рейсов веселых еврейских туристов: пусть тренируется различать свет и тьму в реальных людях, а не борется с абстрактным злом низкой голливудской пробы.

Гордость датской кустарно-хиповой промышленности — Christiania bikes — докатились до Рейкьявика!

2. Два Епископа

В далеком девяносто пятом Исландия не входила в Шенген, американская военная база еще функционировала в Кефлавике, а попасть на остров туристу из России было запредельно трудно. «Нам сказали, что Исландия – нетуристическая страна», ведали мне штучные русские визитеры, залетавшие ко мне на остров. Я обзавелся первым в моей жизни мобильным телефоном в кожаной кобуре, размерами и весом напоминавшим стрелковое оружие. По нему и раздался звонок из исландского туристического агентства: «К нам едет БЕЗУМНО БОГАТЫЙ российский турист с семьей. Он почти получил визу и скоро отправится в увлекательное путешествие по ВСЕМ живописным точкам острова – не соблаговолите ли поехать с ним?». Денег у меня не было, к тому же хотелось посмотреть что-то иное, чем мокрую цементную серятину Рейкьявика, и я соблаговолил.

Вскоре я уже встречал клиента в международном аэропорту Кефлавик. Он прилетел с женой и со взрослым сыном: оба мужчины были одеты в тренировочные костюмы с карманами, до колен оттянутыми какими-то сверточками, пакетиками, холстерами с телефонами и, как мне тогда показалось, личным стрелковым оружием, хотя последнего я воочию не наблюдал. Маршрут был составлен с характерной для Исландии петлявостью, которая в сочетании с географической супер-инклюзивностью и ничем не обоснованными претензиями на «VIP-изну» (или «ви-пиздну» – как правильно?) гарантировала мне веселое времяпровождение на всем его протяжении. Иными словами, я должен был рукотворно создавать по ходу движения клиента VIP сектор там, где баран не какал, таская VIP обслуживание в себе и на себе подобно тому, как узбек таскает ковер, чтобы раскатать под ноги «дорогому гостю». Если мы катались на лошадках, то почему-то не один час – как простые смертные – а все восемь, да еще с купанием в вонючей речушке с илистым кипятком и заболоченными берегами. Попа и ноги после такой «VIP-джигитовки» болели нестерпимо, а элегантное сочетание кипяченой реки с пронизывающим ледяным ветром гарантировало неминуемый чих. В аэропорту городка Хёпн, куда мы перелетели из Рейкьявика, чтобы избежать переездов по земле, нас встретил сам мэр города, который лично доставил нас во вспаханную канаву со строительным вагончиком, внутри которого из растрескавшегося пластмассового шланга едко поплевывал сероводородный пар. В описании тура этот объект значился как “Mývatn Nature Baths” (то есть «природная купальня озера Миватн»), и нас практически насильно в нем искупали, хотя ничего ни природного, ни парообразного в приятном смысле этого слова мы там для себя не обнаружили. Уже позднее на месте этого строительного вагончика действительно был воздвигнут похожий на Голубую Лагуну [2] купальный комплекс – «Mývatn Nature Baths», но на тот момент он существовал только в проекте.

К чести моих клиентов надо сказать, что они безропотно переносили все тяготы и лишения VIP-эко-туризма. Исландия была для них едва ли не последней неосмотренной страной на глобусе – наряду, если не ошибаюсь, то ли с Бутаном, то ли какими-то островами – кажется, Тимором, где в те годы шла война. Туристы даже указывали мне на незаслуженно оставленные без внимания объекты, скрупулезно перечисленные в толстенном описании их тура, который был изобретательно, но не всегда точно переведен на русский язык. Я про себя называл этот труд «Руководство по тому, как гарантированно отдать богу души в ходе многодневного и ОЧЕНЬ дорогого тура по Исландии, прихватив с собою в сероводородную преисподнюю несчастного гида», но поскольку опыта работы с богатыми клиентами еще не имел, спорить с ними не решался. Не спорил я и с названивавшими мне по ходу маршрута бабёнками из российских турагентств, которые, сами «путешествуя» исключительно в косметическом салоне перед телевизором, приложили наманикюренные руки к составлению нашего убийственно сложного маршрута.

«Надо обязательно показать им ВСЕ!» – требовали по мобильнику туристические тетеньки из далекой Москвы, что навеивало подозрения, что концепцию тура по Исландии разработали для моих клиентов «специалисты» из конкурирующего с ними банд-формирования. Мне оставалось «увертываться от пуль» и проявлять смекалку. Когда мы добрались до Хусавика – городка к северу от Акюрейри, который сегодня позиционирует себя как «столица мира по осмотру китов» – я понял, что в споре между выполнением программы и выживанием пора выбирать жизнь. Завершив осмотр китов в столь любимых ими серо-ледяных водах, я смог убедить продрогших клиентов, что самое приятное купание происходит в Исландии вовсе не на лоне плюющейся геотермальными секрециями природы, а в цивилизованном бассейне, который имеется в каждой деревушке. Тем более в таком крупном кито-познавательном «наукограде», как Хусавик. На том и порешили.

При входе в бассейн возникло непредвиденное осложнение. Достав из кармана «треников» затертый полиэтиленовый пакетик, мой клиент сдал его на хранение служащему бассейна. Тот, протянув ему ключи от ящичка в раздевалке, поместил пакетик в специальную ячейку и собрался уходить, чтобы протереть полы или выполнить иную бассейновую работу. Служащего остановил командный рык моего клиента: «Куда пошел, блин? А ДЕНЬГИ охранять КТО будет?!» Хотя данная сентенция и была изречена на некому в Исландии не ведомом русском языке, ее агрессивная интонация не оставляла ни малейших сомнений в недовольстве клиента, и исландец вернулся, чтобы узнать, в чем проблема. Ни о каких деньгах я на тот момент не знал, поэтому просто перевел его вопрос клиенту. Тот в свою очередь поведал, что задрипаный мешочек в недрах его «треников» содержал баснословную сумму в долларах США, которую он передал на хранение служащему бассейна и требует, чтобы тот бессменно его караулил. Я перевел это исландцу, который, не интересуясь обменными курсами, не понял даже порядка чисел. Он резонно указал на то, что никаких долларов никогда не видел и видеть не желает, и что в его обязанности входит подтирание полов, а не стояние истуканом на страже мешочка с неведомой валютой. Я заметил, что содержания этого мешочка с лихвой хватило бы на приобретение нового джипа. Использование джипа в качестве универсального эквивалента сработало: исландец вытаращил глаза и позволил себе полюбопытствовать, зачем русский господин притащил с собой такую крупную сумму наличных средств в бассейн, в котором – в соответствии с нормами экологии и здравого смысла – джипы не продаются.

– А у вас в Руссланде что, ДЖИПЫ  В БАССЕЙНАХ ПРОДАЮТ?

«Бывает, что и в бассейнах» – подумал я, но вслух ответил: «Нет, не в бассейнах!»

– Но если он не собирается покупать джип в нашем бассейне, то зачем тогда он принес в него столько денег?

– Потому что боится оставить их в отеле!

– А почему он не держит их на банковском счете, а носит в кармане тренировочных штанов с обвисшими коленками?

Этого я и сам не мог толком уяснить, поэтому – чтобы сгладить культурный шок – мы сошлись на том, что исландский труженик бассейновой нивы изобразит на лице самурайскую преданность напополам с варяжской свирепостью и просто скажет русскому господину: «Окей, мистер!». На удивление, это сработало, и уверовавший в сохранность своих сбережений клиент удалился отдыхать в недрах джакузи с термальной водой. Вокруг него восседали близкие к нему по возрасту, общественному и физическому весу, темпераменту и положению исландские господа. Поскольку час был вечерним, думаю, что здесь собрались все отцы города, которые по исландскому обыкновению обсуждали новости бизнеса и политики в том, что на острове называют по-простецки «ведром с кипятком», а по-иностранному мудреным словом «джакузи». У них были упитанные животики, груди, поросшие альфа-самцовой шерстью, на пальцах и шеях поблескивали изящные ювелирные изделия, по весу и размеру, впрочем, значительно уступавшие тому «иконостасу» из желтого золота, который таскал на себе мой клиент.

Неспешную беседу воротил Хусавика прерывали не всегда цензурные, но неизменно громогласные крики моего клиента, адресованные его жене: «Куда поплыла, блин?», «Вернись взад, блин!». Большинство из нас, находясь в чужой языковой среде, испытывает легкое раздражение или страх от звучащей вокруг иностранной речи, и уж совсем немногие рискнут, пребывая в лингвистическом меньшинстве, пронзить чужой язык воплями на собственном. Тут срабатывает инстинкт самосохранения, маячок «свой-чужой», который могут отключить лишь крайне уверенные в себе индивиды, одаренные природой тем, что сегодня называют «мигалкой в голове». К числу последних, безусловно, относился и мой клиент, который своим беспрестанным «кряканием» начал серьезно действовать на нервы окружающим его исландцам. И не удивительно: они находились в сердце родной и с потрохами купленной ими деревни, жители которой привыкли внимать каждому их слову, а этот чужак бесцеремонно топил их элегантную беседу в потоке иноязычной брани. От вопросов деревенской политики разговор плавно перетек к обсуждению того, на каком, собственно, языке изъяснялся сей заезжий нахал, и откуда он вообще здесь взялся. «Может – поляк?» – высказал предположение один, но его коллега опроверг эту гипотезу: «Нет, у меня поляков целая рыбная фабрика. Этот говорит по-другому». «Тогда – югослав?» «Тоже нет, на моем траулере работает человек пять «югов» – совсем не похоже…». Пристально вглядываясь в массивный православный крест на золоченной «цепуре», возлежащий на обильно татуированной груди моего туриста, самый продвинутый из исландцев, наконец, собрал представленные ему лингво-этнографические улики в практически верную гипотезу. «Rússland! – стукнув себя по лбу, воскликнул он – Hann hlýtir að vera Biskup frá Rússlandi!» –  «Да из России он: похоже, это Епископ (Патриарх) из России!»… Я чуть не утонул в джакузи от смеха…

***

Епископы играли важную роль в истории Исландии и пользовались уважением широких народных масс, о чем содержится немало свидетельств в сагах и произведениях исландского фольклора. В поздних исландских сагах даже имеется такой жанр как «biskupasögur» – деяния епископов. Епископы широко фигурируют и в фольклорной традиции, которая воздает им хвалу за щедрость применительно к никогда не переводившимся в Исландии беднякам и за остроумное решение светских и религиозных вопросов. Епископу из местечка Хоулар Гудмундуру Арасону народная молва приписывает, например, практику благословлять все скалы и горные вершины на рельефе, за исключением одной. Согласно легенде, осеняя крестом 14 км махину Лаутрабйарга – самой большой и западной (за исключением Азор, причем не всех из них) скалы в Европе – Гудмундур, вняв мольбе разной языческой нечестии, издавна на ней обитавшей, оставил «некрещеной» одну вершину. Это позволило нехристианскому пантеону троллей и эльфов сохранить свое влияние на обжитой скале. «У всего на свете есть своё предназначение, – заявил епископ – пригодятся и эти дьяволята» – вполне в духе последующей и широко освещенной в путеводителях по Исландии традиции строить дороги в обход больших камней, дабы не тревожить обитающих там эльфов.

Все епископы, служившие в Скаульхолте и Хоулар, а после учреждения единого епископства в 1801 году и в Рейкьявике, перечислены на стене церкви в Скаульхолте. Единственным епископом, занимавшим обе позиции – епископа Скаухольта и всей Исландиии – был Гейр Видалин, живший с 1761 по 1823 год. Для любителей исландской старины укажу, что мать Гейра Видалина была сестрой первого этнически исландского «Мэра» (Генерал-губернатора) Рейкьявика – Скули Магнуссона, посеявшего робкие семена «Индус-3-Али-за-ции» [3] в Исландии. Сам же Гейр навсегда вошел в исландские анналы как образец расточительной щедрости по отношению к городской бедноте, став, вероятно, первым епископом в истории христианского мира, который спустил на благотворительные нужды целое епископское хозяйство.

Щедрость Гейра в раздаче собственного и церковного добра беднякам не уступала, пожалуй, только его жадности к приобретению знаний. Гейр был одним из образованнейших исландцев своего времени. Я с интересом прочитал рассказ посетившего Рейкьявик шотландского пастора, который был приятно поражен беглостью исландского епископа в общении на латыни, а также его готовностью сытно кормить не только любого залетного исландца, но и исхудавшего в дороге шотландца. Довольно, на мой взгляд, абсурдная картина – воет ветер, воняет рыбой, ноги тонут в черном вулканическом песке, а два пастора в растопыренных жабó ведут ученую беседу на латыни, неспешно прогуливаясь по Рейкьявику и придерживая срываемые порывами атлантического ветра шляпы…

Епископ Гейр Видалин был настолько известен своей щедростью, добротой и готовностью отдать последнее, что в народе его величали не иначе как «Гейр Гоуди» (Добряк Гейр). В Резиденции Епископа в Ламбастадир (на полуострове Селтйарнарнесс к западу от Рейкьявика), где он проживал до переезда в центр Рейкьявика по адресу «Austurstræti 10», были рады любому и ни для кого не жалели харчей. Готовили здесь щедро, не упуская возможности накормить последнего оборванца, который в характерно исландской манере возносил хвалу хозяину-епископу лаконичным поэтическим слогом. Множество таких вирш о гостеприимстве Гейра и по сей день живет в народной памяти. Сам Гейр о непрекращающейся стряпне на своей кухне высказывался следующим образом: «Есть всего два места, где никогда не стихает пламя в печи – у меня в дома и в аду». Свирепым гостеприимством отличался не только сам Гейр, но и его супруга, поэтому нет ничего удивительного в том, что к 1806 году, «скормив» свое немалое хозяйство исландской бедноте и армии нахлебников у себя дома, они объявили банкротство.

Епископ, спустивший на благотворительность целое хозяйство, был вынужден ходатайствовать об учреждении специальной комиссии, которая взяла бы на себя его содержание. В нее вошли высшие чины датской колониальной элиты в Исландии, в том числе сам «Фоугети» (что-то вроде Генерала-губернатора). Комиссия постановила взять на поруки самоубийственно хлебосольного епископа, дабы не позорить цвет нации его драными портами и клошарными, хотя и изысканно учеными манерами. Из дома Гейра в Ламбастадир выселили 24 постоянно проживавших там нахлебников, а также сотни каких-то темных личностей, околачивавшихся на ферме в поисках даровых харчей. Высочайшая комиссия постановила выделять Епископу Гейру Видалину еженедельное пособие из муки, масла, чернил и табака. От управления собственными финансовыми делами он был отстранен по причине полной некомпетентности.

«Проблема свободы заключается в том, что никто не умеет ценить ее до тех пор, пока ее не отнимут» – писал приговоренный к финансовой дисциплине епископ. Он умер в 1823 году, отправившись посмотреть на выбросившуюся на берег гринду (черного дельфина). В те годы имущество с потерпевших крушение судов, а также мясо выброшенных на берег китов объявлялось собственностью властей той местности, где это произошло. Гейр наверняка отправился на место «китокрушения», чтобы найти юридическую лазейку и «застолбить» за собой кита, мясо которого он потом бы по-христиански скормил голодным островитянам. На берегу Гейр простудился и умер. История Гейра Видалина интересна для меня тем, что отражает древний, как религия, спор о стяжательстве и благотворительности в церковных кругах, а также резонирует той пронзительной ноткой юродивой любви к ближнему, которую воспевали произведения классической русской литературы.

3. Фатима

Церковь, как и любой институт, отражает состояние общества. У нее, на мой взгляд, могут быть лишь две позиции по отношению к обществу: либо преследующей и угнетающей, либо преследуемой и гонимой. Когда церковь институт пребывает «в шоколаде», ее больше всего интересует собственное могущество и богатство. Евангелические «цацки» о милосердии и о «левой щеке» не для церкви, когда она переживает момент силы: нужно цементировать власть, грести деньги, кричать «фас», рвать конкурентов и агентов чужого влияния. Потом начинается раскол, отпочкование новых орденов и братств, реформация: проблемы обездоленных, к которым глуха официальная «блудница», переходят в ведение нового «департамента», который впоследствии выделяется в отдельную конфессию или деноминацию. Либо – как не раз бывало в истории – тем, кому кричат «фас его!», становится все равно, кого «фасать», и они кусают руку, их вскормившую. Те, кого приучили громить – лавки иноземцев, храмы иноверцев, поместья богатеев, парады геев, телестудии безбожников – рано или поздно пойдут жечь собственные храмы. И тогда церковь переходит в положение униженной и гонимой, как во времена апостолов или после «октябрьских беспорядков»: она страдает и прощает, а ее любят и берегут.

Сам не выношу упрощенных рассуждений о цикличности истории, потому перейду прямо к путешествию, которое – вопреки ожиданиям – оставило в моей душе глубокий след. Откуда взялся туризм? Он произошел от паломничества, а первая в Европе «туристическая тропа» – Сантьяго де Компостелла – находится в Иберии, куда мы сейчас мысленно и перенесемся. Интересное наблюдение сделал Пелевин: на заре христианства паломники еще ходили во святую землю, потом стало хватать локального «туризма» по ближним церквям и расползшимся по миру мощам ‒ читай «Кентерберийские рассказы», а сегодня мы «сдуваемся», повозюкав пальцем по плану кафедрального собора или мышкой по сайтам с описанием святынь. А как хотелось бы заправить густой бульон географических странствий щепоткой паломничества, приправить стручком риска, лаврушкой самопознания и, глядишь, вместо пересчета звезд на отелях откроется звездный небосвод, величие творения, путь к тайне.

Но вернемся к нашим баранам – исландским и иберийским. Дочь пророка в начале этого повествования появилась именно потому, что мне захотелось рассказать о своем посещении Фатимы (с ударением на «и») – паломничестве панка в местечко в центральной Португалии, где трем пастушкам – Люсии, Франсишку (Франсиско) и Жасинте – шестикратно явилась Богоматерь. Сама история рассказана и пересказана сто крат. Чтобы поведать все трогательные изгибы этой драмы, нужно обладать незаурядным писательским даром, а чтобы ее интерпретировать – владеть не только чудом веры, но и солидной теологической подготовкой. Поэтому лишь намечу тоненьким курсивом основные события.

Люсия Сантуш 1907 года рождения из деревушки Алжуштрел, а также ее кузены Франсишку Марту 1908 года и Жасинта Марту 1910 года рождения, проживали в окрестностях деревни Фатима, округ Оурем, область Сантарем. В 1916 году перед детьми несколько раз предстал Ангел, представившийся им как «хранитель Португалии», а в мае 1917 в местечке Кова да Ириа, где дети пасли овец, им впервые явилась Богородица. Пастушки увидели на небе двойную вспышку, затем на ветвях дуба появилась «дама, вся в белом, ярче, чем солнце, изливавшая лучи света яснее и сильнее, чем хрустальная чаша, наполненная искристой водой, сквозь которую проникают обжигающие лучи солнца» (перевод взят из Википедии). Дама эта поведала детям, что спустилась с небес, и предложила им принять страдания во искупление грехов этого мира, а также сообщила, что отныне будет являться им на этом месте 13 числа каждого месяца. Дети с жаром приняли предложение о подвижничестве и сразу начали раздумывать, какие бы еще жертвы они могли принести помимо предписанных Богородицей молитв. Вначале они скормили баранам тщательно упакованные их матерями обеды. В дальнейшем обеды было решено отдавать беднякам, а не баранам, а сами юные овцепасы утоляли голод горькими желудями с того самого дуба, на ветвях которого пред ними предстала Богородица. Смысл любой религии – покаяние и жертва – за собственные и чужие грехи. В Фатиме груз и сладость жертвы легли на плечи обычных крестьянских детей. Интенсивность мистического переживания навсегда изменила их жизни. Они выбрали небо или небо выбрало их? Не знаю. Выбирает ли шмель цветок или цветок открывается только строго отобранному шмелю?

Примечательна топонимика этих мест, где Матерь Божия оставила миру свое последнее предупреждение. Местечко Фатима в Португалии почитается у мусульман уже тысячу лет. Это связано с ЯВЛЕНИЕМ там духа любимой дочери пророка Мухаммaда – Фáтимы (с ударением на первый слог!) – во время завоевания арабами Пиренейского полуострова в IX-X веках. Фáтима бинт Мухаммад считается у мусульман эталоном женской добродетели, и можно было бы смело проводить параллель между ее почитанием у мусульман и культом богоматери у христиан, если бы не опасение обидеть кого-нибудь по конфессиональному принципу, как и вообще неприязнь к такого рода широким обобщениям. Еще примечательно, что трехконсонантный арабский корень «фтм» (с эмфатической «т»), лежащий в основе имени «Фатима», означает то ли «отнять от груди», то ли «защитить от зла и огня ада». Насчет последнего не берусь дискутировать со «стреляными» каббалистами, но в любом случае местечко это еще то – насквозь прошитое мистическим символизмом!

Вот пара легенд, связанных с происхождением географических названий в этой части страны. Городок, который сегодня называется Алькасер ду Сал, в XII веке был столицей арабской провинции Аль-Касар. Однажды мавританские рыцари с семьями отправились на берег реки Саду, чтобы благочестиво отметить день Иоанна Крестителя, который – как и Иисус – почитается мусульманами в качестве одного из пророков, «печатью» которых, как известно, стал Мухаммед. Как нередко случалось в ходе подобных купаний по всей Иберии, на мусульман внезапно набросился отряд христиан. Во главе его стоял крестоносец, тамплиер и «Пожиратель Мавров» (o Traga-Mouros) Дон Гонсалу Эрмингиш. Битва была короткой, но беспощадной: христиане оперативно «настрогали» груду из тел свежевымытах безоружных мусульман, остальных пленили и передали своему королю Аффонсу Энрикешу. Поскольку различные варианты этой истории я слышу  едва ли не в каждой из португальских деревень, название которой начинается с «аль» (определенного артикля в арабском) – «мусульмане беззаботно плескались в прохладных водах, когда на них набросилась немытая «бригада» христиан, и воды окрасились в багрянец» – напрашиваются некоторые этнографические обобщения. Очевидно, что среди португальцев бытует некий стереотип реконкисты, согласно которому мавры постоянно нежатся в хрустальных водах, в то время как поджарые и аскетичные предки сегодняшних португальцев рыщут по округе, без устали разя этих «пляжных мавров». В том, что они «валят» мусульман по-партизански, когда те отдыхают, да еще в святые праздники, безусловно есть что-то от «дубины народной войны»: для священной цели хороши все средства. «Который год нам нет житья от этих мавров!» От крестоносцев разит конским и мужским потом, им некогда бриться, мыться, малую нужду приходится справлять прямо в седле, но отсутствие элементарных средств личной гигиены только крепит их боевой дух. Среди всадников Чингисхана купание тоже каралось смертью. И викинги, как утверждают, совершали набеги на Константинополь, свирепо почесывая немытые тела, как до них ходили на изнежившихся в термах римлян древние германцы. С тех пор прошло тысячелетие: многие арабы Персидского залива неодобрительно, по моему опыту, относятся к публичным купаниям в бассейнах, реках, прудах и прочих водоемах, что в свете португальского опыта не удивительно. У европейцев же, напротив, необратимо восторжествовала пляжно-банная культура, достигшая своего пика в термально-сточных водах исландской Голубой Лагуны. Выводы напрашиваются сами…

Но вернемся к нашему Гонсалу-мавроеду. Король спросил его, какую награду он пожелает за свою героическую «зачистку» мавров. «Никакой, кроме разрешения взять в жены красавицу Фатиму – дочь властителя Алькасера». При крещении девушку нарекли Оуреаной, а на свадьбу король подарил Гонсалу деревушку Абдегаш, которую в честь невесты тоже переименовали сначала в Оуреану, а затем в Оурем. Однако, семейное счастье «Грозы Мавров» было недолгим: Оуреану призвал к себе бог, а скорбящий Гонсалу подался в монастырь Алькобаса. Тело Ореаны было погребено к западу от Оурема, где заложили цистерцианский монастырь. Брат Гонсалу – настоятель этого монастыря – закончил свои дни в местечке, которое сегодня зовется Фатúма.

Еще одна группа географических названий – Кова да Ириа, Оурем, Сантарем и Лейрия – восходит к имени португальской святой – Ирены или Ирии. Поклявшись посвятить себя богу, Ириа отвергла ухаживания некого брутального Бритальду, который обиделся и приказал своим оруженосцам убить ее. Те пронзили девушку мечами и бросили ее тело в реку Набао – приток Тежу. Не думаю, что у Ирины был выбор: если бы она поддалась домогательствам Бритальду, он бы обиделся на второй день после свадьбы с равно плачевным для нее результатом. Дядя Ирины – настоятель монастыря, в котором та получила образование и окрепла в вере – пошел искать тело племянницы в место, открывшееся ему во сне. Там – недалеко от сегодняшнего Сантарема – река Тежу внезапно расступилась, и перед взором аббата предстала ее роскошная гробница. Затем воды снова сомкнулись, не дав аббату извлечь из гробницы нетленное тело племянницы.

Но вернемся к истории детей-пастушков. Вопреки настояниям Люсии держать пережитое в тайне маленькая Жасинта сразу поведала родителям о явлении Богородицы, и это происшествие стало предметом обсуждения изголодавшейся по новостям деревенской общественности – примерно как появление русского «епископа» в исландском бассейне. Детям с самого начала пришлось нелегко: никто, кроме отца Франсишку и Жасинты, не поверил их рассказу, а мать Люсии даже поколотила ее ручкой от швабры за «фантазерство». Не все знают, что сам участок Кова да Ириа принадлежал семье Люсии, а начавшееся сразу после первого явления Богоматери саранчеобразное нашествие паломников и любопытных уничтожило посевы и лишило семейство одного из средств к существованию. Это стало источником страданий для Люсии, которая чувствовала себя ответственной за обнищание семьи, но была не в силах отказаться от той роли, которую возложила на нее Богородица.

Через месяц – 13 июня 1917 года – отмечался день Святого Антония (Антония Падуанского – покровителя Лиссабона) с красочными процессиями, ярмарками и угощениями. Родители пастушков не без основания надеялись, что те забудут о своей «ереси», но они, как и обещали Матери Божьей, уверенно направили свои стопы в Кова да Ириа в сопровождении примерно 50 сподвижников и зевак. Там им снова явилась Пресвятая Дева и призвала их молиться, а также установить в мире культ ее Непорочного Сердца, которое Люсия увидела пронзенным шипами. Последнее символизирует страдания Богородицы от греховности людского рода. У католиков «сердце» – центр человеческой жизни, точка, где сходятся разум, воля, темперамент и эмоциональное восприятие. Непорочное сердце – это сердце, которое достигло внутренней гармонии и потому видит Бога. Быть посвященным Непорочному Сердцу Богоматери – значит жить по принципу «Да пребудет воля твоя». Еще Богородица поведала детям, что скоро заберет к себе Франсишку и Жасинту и что Люсии предстоит играть роль ее посланницы еще много лет.

13 июля в Кова да Ириа стеклись толпы паломников. Они слышали звук, подобный жужжанию пчел, при появлении Богородицы, и мощный звук при ее уходе. Богородица поведала Люсии три тайны, две из которых были опубликованы в 1941 году, а третью раскрыл в 2000 году Папа Иоанн Павел II. В первом послании Богородица показала детям море огня – ад (от пламени которого хранит Фатима), либо видение грядущей мировой войны. Во втором она предсказывает конец первой мировой войны и начало второй в том случае, если Россия не будет посвящена ее Непорочному Сердцу:

«Вы видели ад, куда отправляются души бедных грешников. Чтобы спасти их, Бог хочет установить в мире почитание Моего Непорочного Сердца. Если то, что я вам скажу, будет исполнено, много душ будет спасено и настанет мирное время. Война скоро закончится. Но если люди не перестанут оскорблять Бога, начнется еще худшая война при  Папе Пии XI. Когда вы увидите ночь, озаренную необычным светом, знайте, что это великий знак Божий того, что Бог готов наказать мир за злодеяния посредством войны, голода, и гонений на Церковь и Святейшего Отца. Чтобы предотвратить это, я пришла просить о посвящении России моему Непорочному Сердцу и о  причащении в возмещение грехов в первую субботу месяца. Если мои просьбы будут услышаны, Россия обратится и настанет мирное время. Если нет, то она распространит свои ошибки по всему миру, вызывая войны и гонения на Церковь. Добрые будут му́чимы, Святейший Отец будет много страдать, некоторые народы будут уничтожены. В конце моё Непорочное Сердце восторжествует. Святейший Отец посвятит Россию мне, и она обратится и некоторое мирное время будет даровано миру».

Перевод взят из Википедии

Россия, как известно, не «обратилась», а с головой ушла в «отрицание отрицания», откуда до сих пор не вернулась со своими преследованиями за панк-молебны, проблесковыми маячками и спецпропусками к Богородице. В 1938 году в Европе действительно наблюдали «ночь, озаренную необычным светом» (северное сияние?), предвещавшую начало следующей мировой войны. Папа Пий XI предлагал большевикам купить у них предметы, конфискованные в православных церквях, проводил благотворительные кампании в пользу голодающих в СССР, осуждал Советы за убийства священников, подписывал невыполнимые соглашения с нацистами, безуспешно боролся с национал- и просто социализмом. В 1952 году Папа Пий XII посвятил Россию Непорочному Сердцу Богородицы. Некоторое время было даровано миру, как предсказывала Богородица, но ни примирения, ни умиротворенности среди моих сограждан, на мой взгляд, не наступило. Мир начинается с внутренней силы, уверенности победителя, стремления к гармонии, а мы все время кого-то боимся, что-то кому-то доказываем, рвемся мериться шириной шаровар.

\"Я не люблю насилия и бессилия\"

В третьем послании Матери Божьей речь шла, скорее всего, о грядущем покушении на Иоанна Павла II, которое произошло в 1981 году. Понтифик в последний момент увернулся от пули, увидев в руках девочки из толпы образ Фатимской Богоматери, которая спасла ему жизнь, но не избавила от тяжелого ранения. Этому событию посвящена экспозиция в Церкви Пресвятой Троицы – четвертому по величине католическому храму в мире. Признаюсь, я не люблю золоченые иконостасы, а пухлых ангелочков в барочных рюшечках, населяющих католические храмы, жалую еще меньше. Аскетизмом и простота убранства Собора Пресвятой Троицы, больше похожего на памятник героям Великой Отечественной или лютеранскую кирху, чем на католический храм, произвели на меня сильнейшее впечатление. Думаю, что я не первый посетитель из России, о которой так много сказано в контексте Фатимы, кто отметил сходство скуластого по-воробьиному нахохлившегося Христа на распятии с Владимиром Высоцким: «Я не люблю насилия и бессилия, Вот только жаль распятого Христа».

13 августа в условленном месте собралось уже около двадцати тысяч человек, но дети не явились. Их в буквальном смысле похитил местный мэр – Артур Сантуш – известный в округе как «Жестянщик». Это действительно была его профессия до того, как он бросил лудить и пошел вверх по административной линии. Вначале Сантуш запер детей в своем доме, а потом, когда Люсия наотрез отказалась раскрывать тайны Богородицы, поместил их в тюремную камеру вместе с кадровыми преступниками. Последним он также наказал выведать у детей, что сказала им Богородица. Интересно, зачем атеисту и борцу с религиозным мракобесием интересоваться тайнами Божьей Матери? «Жестянщик» сказал пастушкам, что для них готовится чан с раскаленным маслом, в котором их заживо и поштучно сварят. Дети поверили его угрозе: они молились, прощаясь с жизнью и друг с дружкой, но терпели и ничего не говорили. От стойкости маленьких храбрецов не могло не дрогнуть сердце даже самого отпетого из негодяев, и сокамерники пастушков решили развлечь их игрой на гармошке и танцами. Когда танцеобильная Жасинта, наконец, вспомнила наставление деревенского падре Ферреира, что танцы не угодны Богу, дети перешли к молитвам. К их истовой молитве присоединились вся камера, причем девятилетний Франсишку бесстрашно заставил взрослого «бугая» снять перед образом Девы Марии шляпу. Думаю, что к тому моменту психологическое состояние пастушков было весьма плачевным: их замучили издевками, обвинениями, инсинуациями, расспросами, допросами, расследованиями, угрозами, попытками выведать тайну, мольбами замолвить слово перед Богородицей. На несформировавшуюся детскую психику обрушилась вся тяжесть грехов взрослого мира, усугубленная обостренностью политической ситуации в Португалии. Сами того не осознавая, маленькие провидцы оказались в центре идеологического цунами, грозившего смыть многовековой фундамент католичества в Португалии, при этом Католическая Церковь – самая могущественная организация в мире – не спешила прийти им на помощь.

Вот как Джон Де Марчи [4] , католический священник и автор популярной книги «Фатима: с самого начала» описывает ситуацию в Португалии на момент появления Матери Божьей (De Marchi, 29):

«Это был трагический час темноты и страдания». Так Святой Отец [Папа Римский] в своем знаменитом обращении от 31 октября 1942 года описывает тот исторический момент, когда в Португалии произошли явления Пресвятой Девы на высотах Серра де Аире.

Революция следовала за революцией. Продолжались бесконечные распри между партиями, преследования религии, общее недовольство, трусость и добровольная слепота людей. С момента провозглашения Республики страна постоянно жила в состоянии тревоги. Казалось, что различными правительствами, непрерывно сменявшими друг друга, двигало одно желание – помочь силам тьмы. В период с 1910 по 1926 год, когда военный путч 28 мая под предводительством Маршала Гомеса да Кошта провозгласил начало периода стабильности и мира, в стране случилось 16 революций, причем это были настоящие восстания, а не мелкие стычки. Самая опасная и страшная из них произошла в октябре 1921 года и вошла в историю как восстание «Белых муравьев» – коммунистической анархисткой партии, выбравшей бомбу в качестве излюбленного довода в спорах.

Законодательные акты Маркиза де Помбала [5] снова вошли в силу 8 октября 1910 года, а одним из первых актов новой республики стало подавление всех религиозных общин и изгнание иезуитов. Любой член ордена, препятствующий выполнению данного указа, объявлялся врагом государства. 18 октября того же годы был принят указ, упразднявший религиозную клятву в суде, а 25 октября была отменена традиционная клятва профессоров и студентов, посредством которой они на протяжении более чем двух веков клялись защищать догму Непорочного Зачатия.

Три дня спустя был принят указ, который превращал религиозные праздники в рабочие дни. 3 ноября 1910 года впервые в истории португальского законодательства был признан акт развода, а 14 ноября был упразднен пост Духовного Судьи в Университете Куимбры. В Рождество брак был объявлен не таинством, а актом гражданского состояния, а в последний день столь памятного 1910 года власти постановили, что тем священникам и клерикалам, которые получили разрешение оставаться в Португалии, под страхом тюремного заключения запрещается носить священническое платье.

Закон об отделении церкви от государства (20 апреля 1911 года) отнял у Церкви несметные сокровища. Многие церкви были превращены в бараки и конюшни, а монастыри в государственные и иные учреждения – в зависимости от причуд той партии, которая в этот момент находилась у власти. По стране триумфально шествовало масонство. Сеньор Лима, Великий Магистр, открыто объявил, что через несколько лет в Португалии не останется никого, кто хотел бы стать священником. Однако, уже на Втором международном конгрессе масонов в Париже, где он присутствовал в качестве Великого Магистра Лузитанской [6] Ложи, сеньор Лима признался в следующем: «Сегодня вопросы религии волнуют португальский народ больше, чем когда-либо». Со своей стороны, Афонсу Кошта – знаменитый Министр юстиции – с не меньшей помпезностью заявил, что благодаря Закону об отделении церкви от государства католическая вера – основной виновник плачевного положения португальского народа – будет искоренена в стране всего за два поколения…

Протестантизму, который никогда не находил для себя плодородной почвы на Иберийском полуострове, удалось заручиться расположением республиканских властей по вполне понятным причинам. В январе 1911 года епископ-методист Герцель, остановившись в Лиссабоне, открыто атаковал католичество в ходе публичной лекции. Премьер-министр немедленно пригласил его на банкет, в котором также приняли участие Министр морского транспорта и Министр юстиции.

После начала Первой мировой войны положение в стране стабильно ухудшалось. … Финансы находились в плачевном состоянии. Португалия накопила чудовищный долг и не справлялась с выплатами. Не выполнялись обязательства, не отдавались займы, царил хронический дефицит. Страна, которая «подарила миру новые миры», скатилась в пропасть морального и материального банкротства. «Португалия забыла Бога, – говорил Святой Отец [Папа Римский] – но Бог не забыл Португалию». [Перевод мой]

Слова Де Марчи отражают не только хронические нелады между католиками и иезуитами с одной стороны, и евреями, тамплиерами, масонами с другой, но и объективный «наезд» на католическую церковь на момент «апарисоеш» – явлений Богородицы. Возможно, для католических боссов появление трех маленьких «провидцев» грозило ненужным вниманием к церкви в том момент, когда она хотела тихонько пересидеть бурю, а может, нужно было действительно установить подлинность их свидетельств, но только никто из монсеньеров не рвался признать детей «провидцами» – напротив, они горячо предупреждали о потенциально дьявольской природе их видений. Дьявол, насколько мне известно, обычно не призывает молиться Богородице, хотя это не моя отрасль знаний. Заклятые враги иезуитов – масоны – напротив, не щадили сил, чтобы указать на реакционный характер «темного суеверия», разраставшегося вокруг Фатимы. Уже упомянутый «Жестянщик» Артур Сантуш – Мэр административного округа Вила Нова де Оурем – был членом масонской ложи в Леирии. Ощутив масонство как блаженство, он стал основателем собственной ложи в Вила Нова де Оурем. Злые глаголы языкят, что и мэрству он был обязан своим масонским связям, из чего можно заключить, что масонство в тот момент играло роль социального лифта для амбициозных жестянщиков – как «Ленин, Партия, Комсомол» в Советском Союзе. На тот момент Сантушу было всего 26 лет, и он не упускал возможности щегольнуть карьерным ростом перед односельчанами, которые, добродушно посмеивались, рассказывали друг другу, как еще недавно юнца застали за занятием онанизмом за амбаром, а сегодня он уже гарцует по деревне в образе мэра, символизируя торжество революции и прогресса над религиозным обскурантизмом.

Так или иначе, дети благополучно вернулись домой, а собравшиеся 13 августа наблюдали странные радужные разводы и иные оптические феномены, неизменно сопровождавшие явления Богородицы. 19 августа Богородица неожиданно и неурочно предстала перед пастушками в другом месте – Валиньюш. Она сообщила детям, что 13 октября те смогут увидеть ее в последний раз. Поскольку Люсия была единственной, кто разговаривал с Богородицей (Жасинта слышала ее слова, но ничего не могла сказать ей, а Франсишку видел Богоматерь, но не понимал, что она говорила), именно Люсии выпало многократно повторять петиции к Богородице исцелить недужных, а также всенародно явить чудо, которое подтвердило бы искренность пастушков. Богоматерь обещала показать чудо 13 октября, а также продемонстрировать Иосифа с младенцем Иисусом и предстать в виде Божьей Матери розарий (чёток) и скорби. Кроме того, от нее поступили распоряжения относительно того, что делать со средствами, которые начали поступать от верующих: пустить их на сооружение часовни. Жасинта сорвала ветку, на которой «стояла» Богородица, и отдала скептически настроенным родителям Люсии. Ветка истощала необычный запах и смогла убедить даже их в том, что девочка действительно пережила нечто необычное.

13 сентября в Кова да Ириа собралось уже порядка 30000 паломников. Они снова увидели небесные знамения, странный светящийся шар, просыпавшийся на землю лепестками, а Люсия еще раз услышала от Богородицы, что та явит чудо 13 октября. По оценкам ученых 13 октября в Кова да Ириа прибыло около 100000 человек, которые стали свидетелем «чуда солнца» – необычных разводов и стремительных движений солнечного диска сразу после проливного дождя, которые сопровождались диковинным запахом и иными пара-нормальными явлениями. В том, что эти явления имели место, не дерзнули усомниться даже самые просвещенные науколюбы из тех, кто стекся в этот день к Фатиме. Перед детьми предстало Святое Семейство, Богоматерь в голубом плаще, Святой Иосиф, который трижды осенил крестом коленопреклоненную толпу, и Христос в красном, благословивший человеческое море.

Фатима начала превращаться в одну из самых посещаемых святынь в Португалии. Этому немало способствовали происки ее противников. Уже через десять дней после последнего явления Богородицы группа борцов с религиозными мракобесием из Сантарема отправилась ночью в Кова да Ириа, чтобы спилить дуб, на ветвях которого «стояла» Божья Матерь (по ошибке они спилили другое дерево), а также похитить сооруженный там алтарь, деревянную арку, лампады и кресты. Они прошли с богохульным шествием по улицам Сантарема, пьяно размахивая похищенными предметами религиозного культа, затем организовали из них платную выставку. По их замыслу вырученные таким образом средства должны были пойти на благотворительность, но глава местной Мизерекордии (благотворительности) отказался принять выручку от этого мероприятия. Дичайший демарш португальских «комсомольцев» вызвал гневное осуждение не только католиков, но и широких слоев португальской общественности. В конце концов, именно под знаком креста (тамплиерского) ходили в море португальские каравеллы, совершившие великие географические открытия, именно Богоматери возносили молитвы португальские солдаты в окопах первой мировой (хлебнувшие больше горя от дизентерии, чем от вражеских пуль), а значит, атака была направлена не только против католичества, но и против самых что ни на есть устоев португальской жизненной канвы. Этак можно дойти и до того, что обед будет продолжаться всего полчаса вместо санкционированных многовековой традицией двух! Католики возносили молитвы за души убогих идиотов, посягнувших на святыню Фатимы и устои португальской жизни, неразрывно связанной с латинской верой. Росли потоки паломников, продолжались чудеса: земля из Кова да Ириа, разведенная в воде, лечила недуги, открывала глаза незрячим, помогала от бесплодия, исцеляла запойных.

Через восемнадцать месяцев после последнего явления Богородицы скончался Франсишку. Когда мальчика спрашивали, кем он хочет стать, он отвечал, что никем: ему просто хотелось бы в небо. Затем в одиночестве в больнице в Лиссабоне умерла Жасинта, навсегда простившись с родителями и любимой кузеной Люсией. «Церковь, после первых лет безразличия, если не недоверия к событиям в Кова да Ириа, начала наблюдать за ними более пристально» (De Marchi, 209). В 1920 году Епископ восстановленной Лерийской Епархии предложил откомандировать последнюю из провидцев – Люсию – подальше от Фатимы, чтобы тщательно изучить ее свидетельства, а заодно дать ей отдышаться как от паломников с их назойливыми просьбами, так и от критиков с их насмешками. Люсию отправили учиться в Вилар недалеко от Порту.

Паломничество в Фатиму продолжалось и в мае 1920 года уже вызвало серьезные опасения у очередного напуганного собственной некомпетентностью португальского правительства: «…нам стало известно, – пишет Министр внутренних дел Жулиу Бенту Ферреира уже известному нам «Жестянщику» – что реакционные элементы в Вашем округе готовятся канонизировать скончавшегося провидца из Фатимы, продолжив отвратительную практику религиозной эксплуатации людей, ими же и организованную. Мы настоятельно просим информировать нас о том, на какой стадии находятся такие маневры, дабы мы, Правительство, а также Вы сами, смогли принять необходимые меры и нейтрализовать этот бесстыдный иезуитский трюк» (de Marchi, 214). Правительство в конце концов приняло «мудрейшее» решение «не пущать»: не допустить религиозного шествия в третью годовщину 13 мая 1920 года! В распоряжение «Жестянщика» поступили вооруженные Гвардейцы Республики, а от организаторов религиозной процессии потребовали отменить ее под страхом штрафов и административных взысканий. Но «марш миллионов» все-таки состоялся. Как обычно, в Фатиму стеклось море повозок, автомашин, упряжек, пеших паломников. Все добродушно посмеивались над «Мэром Жестянщиковым», гарцевавшим под проливным дождем в нелепо выглядевшей соломенной шляпе. Гвардейцы перегородили паломникам дорогу, ведущую из Фатимы к находящейся в трех километрах Кова да Ириа. Многие из паломников прошли полями и огородами, других остановили гвардейцы. «Если бы вы только знали, сеньор, как я ненавижу это задание, – признался один гвардеец Доктору Формижао, одному из свидетелей этого паломничества: я подчиняюсь приказам, потому что должен, но сам будучи верующим, не возьму в толк, почему этим бедным людям нельзя пройти в Кова да Ириа, чтобы помолиться. У меня у самого есть сестра, которой спасла жизнь Фатимская Богоматерь!» (De Marchi, 218). «Респектабельный бизнесмен, по виду сам республиканец, разразился обличительной речью в адрес Мэра Оурема за то, что тот препятствует прогрессивному развитию сельских регионов и процветанию деревенской экономики. «Он полный идиот, этот мэр – объяснял бизнесмен – только представьте себе, сколько денег могли бы сегодня заработать извозчики из Томара и Торрес Новаш!» (De Marchi, 218).

В 1922 году под скромную часовню, выстроенную на месте Явлений, неизвестные подложили четыре бомбы. Еще одной бомбой снабдили несчастный дуб, на ветвях которого «стояла» Богоматерь. В результате взрыва обрушилась крыша часовни, но бомба под деревом чудесным образом не взорвалась. Дуб этот, впрочем, в конце концов прикончили не бомбы террористов, а истовость паломников, буквально разобравших его на «сувениры». Когда священники устанавливали известную на весь мир статую Фатимской Богоматери, они попытались спасти корневую систему дуба в надежде на то, что она даст новые ростки, и поставили между корнями и пьедесталом решетку, но дуб так и не возродился. Паломники решили, что решетка была поставлена для того, чтобы они могли кидать сквозь нее свои петиции Богородице.

Сегодня Фатима впечатляет размахом и величием. Просвященный диктор Салазар прописал португальцам «Три Ф» для цементирования национального самосознания: «Фаду [7] , Фатима и Футбол». Смысл паломничества в Фатиму заключается в принесении жертвы, и, говорят, что здесь еще можно было увидеть людей со стертыми в кровь коленами, ползущими к знаменитой на весь мир Статуе Пресвятой Девы. Мне довелось увидеть таких паломников, но в предусмотрительно одетых наколенниках: благоразумное отношение к собственному здоровью – социально ответственное поведение в Евросоюзе. Рядом со статуей – целый свечной заводик: огромные свечи плавятся инфернальным огнем из специальных горелок, стекают в желоб, воск поступает в коллектор, машины снова формируют его в новые свечи, которые можно тут же купить и снова расплавить. Прямо безотходное производство, полный рисайклинг, не хватает только значка «Der grüne punkt». Впрочем, если верующим надо ставить свечи – пусть ставят, но материал зазря переводить не стоит! Ужасают пластмассовые сувениры, которые продаются в лавках на парковке: в их красочной аляповатости есть что-то от разноцветных индийских божков, которых раньше резали из кости и дерева, а сегодня штампуют поточным методом. Но к Богоматери это не имеет уже никакого отношения: «Вера – писал ранее упомянутый падре Ферреира в одном из своих писем, посвященных фатимскому чуду, – это дар от Бога, а не от священников» (de Marchi, 95).

***

Дописав это повествование, я пошмелил немного вокруг всех ее основных сюжетов, но так и не нашел, как закольцевать все его элементы на одной струне. Рифа не получалось – ни гитарного, ни кораллового. Можно поклоняться гитарным героям, можно чтить дочь пророка, можно молиться Богородице, можно друидить под кронами древнего дуба или общаться с эльфами, обитающими в камнях. Можно родиться панком и стать епископом, а можно из епископа превратиться в барана. Можно спустить все до подрясника на благотворительность, а можно организовать прибыльное мероприятие из скудного местного поверия. Можно считать, что 13 октября 1917 года перед сотней тысяч зрителей предстала Богородица, а можно думать, что в Фатиме состоялся слет летающих тарелок: принципиальной разницы я не вижу – все зависит от системы верований. Главное – не осуждать и не громоздить больших идей, таких как вера, прогресс, держава (за которую почему-то всегда и всем обидно), широкая дорога цивилизации, марш миллионов, вальс цветов. От идей всегда один вред, от безыдейности – польза. В полете шмеля больше веры, чем в любом паломничестве или «шаломничестве» кого бы то ни было – панка или епископа.

Большие идеи нередко заканчивают жизнь на помойке — вместе со старыми телевизорами, которые их транслировали! Лагуш, Португалия.

[1] В Исландии не имеется синагог, еврейская культура известна только по фильмам Братьев Коэн, нет и влиятельной еврейской общины. Тем не менее известно, что первого еврея, причалившего к суровым берегам острова в 1625 году, звали Даниэль Саломон. Он был поляком, проживавшим в Дании, который крестился под именем Йоханн Саломон. В 1850 году Король Дании разрешил евреям селиться в своем королевстве, а 1853 году призвал исландский парламент принять аналогичный закон, что исландцы делать наотрез отказались. Через пару лет, когда закон о разрешении евреям селиться в Исландии все-таки удалось протащить через парламент, желающих переехать в субарктику почему-то не нашлось. Не желала Исландия принимать евреев и в годы второй мировой войны, «гостеприимно» захлопывая перед ними двери своих посольствах в Копенгагене и в Вене. Остается добавить, что сегодняшняя Первая Леди Исландии происходит из влиятельного еврейско-британско-азербайджанского рода, что дает повод муссировать теорию еврейского заговора, направленного на уничтожение экономики острова. Но эта теория, как и все теории заговоров, упрощенно и односторонне представляет всю сложность механизмов финансово-экономического господства, которых, впрочем, никто не понимает.

[2] Голуая Лагуна возникла стихийно в стоках геотермальной электростанции по дороге из аэропорта в Рейкьявик, но благодаря своим целебным свойствам и эффективному маркетингу сегодня вышла на позиции «спа номер один в Европе».

[3] Альтернативный спеллинг взят у Пелевина.

[4] John De Marchi Fatima From the Beginning. Translated from the Portuguese by I. M. Kingsbury. ISBN 978-972-8265-12

[5] Будучи сторонником просвещенного абсолютизма Маркиз изгнал из Португалии иезуитов после того, как они якобы устроили на него покушение.

[6] Лузитания – римское название Португалии.

[7] Музыкальный жанр: по идейной нагрузке я бы охарактеризовал его как “латинский блюз”, по музыкальной сути отнес к предкам романса. Взят под охрану ЮНЕСКО.