На снимке величественная ледниковая лагуна Lónið у подножья ледника Gígjökull — одного из языков пресловутого Эйафйадлайокудля. Эта лагуна исчезла с лица земли в 2010 году. Находящийся прямо над озером кратер вулкана растопил большую часть ледника, вызвав разрушительные наводнения. Затем все, что могло остаться от озера, накрыло вулканической золой. Сегодня здесь огромная мертвая равнина, на которую начали проникать вездесущие люпины. «Где стол был яств, там гроб стоит». Говорят, что это сказал Державин, а не Пушкин. Для Исландии сие, впрочем, не принципиально, потому что никакого «стола» здесь не было — мертво и тихо: иногда глухо отломается кусок айсберга и грохнется в ледяную воду. И все. Такой покой привлекал самого демонического героя в истории русской литературы — Ставрогина. О том, зачем Федор Михайлович заставил его «примазаться где-то к какой-то ученой экспедиции в Исландию» в романе «Бесы» до сих пор спорят специалисты, а я набрел на такой пронзительно «набоковский» пассаж «исландской» прозы у Виктора Ерофеева:

Ее замедленные движения, когда она наливает чай, ее неземной поворот головы, когда она оглядывается на меня на бульваре, автобиографический роман Горького на исландском языке в ее тонких аристократических руках, ее синий диван, на котором я ставил нечеловеческие рекорды страсти, чтобы никогда их больше не повторить и чтобы, что, может быть, самое важное, больше никому никогда не завидовать. И эти слова «эльска мин», которые остались во мне навсегда, и эти ее открытые белые ноги — какой там к черту Ставрогин, какие там к черту военные страсти отца!

Этот портрет исландской женщины я позаимствовал из романа «Хороший Сталин». Какая красотища, не то что мои пошлые тирады про «одалисок-пододеялкок» в одном из последних постов!