Осень. Темень. В Исландии тоже. Чуть менее вырвиглазная: именно в это время, на мой зашампуненный взгляд, там лучше всего наблюдается северное сияние. Которое, как утверждают организаторы музыкального фестиваля «Iceland Airwaves», к нему, собственно, и приурочено.
В этом году у меня не собралась ноябрьская группа, но в прошлом я замечательно поработал, параллельно насладившись и «Airwaves», и северным сиянием, которое висело над концертным залом «Харпа» весь фестиваль напролет. «Airwaves» всего 15 лет, но с момента рождения он успел на равных вклиниться в ряды Роскильде, Гластонберри и прочих фестивальных тяжеловесов.
В этом году фестиваль будет проходить с 5 по 9 ноября. В нем задействовано 220 команд, многие из которых, как справедливо отметила уважаемая мною газета «Reykjavik Grapevine», носят несносно созвучные названия. Например, ожидается выступление британской группы «East India Youth» и исландской «East Of My Youth». Go, что называется, figure: пойди разберись!
В прошлом году я многое посмотрел и послушал, хотя не все оказалось по вкусу. Уже давно, побывав на концерте группы «Sonic Youth», я задался вопросом, как именно sonic youth превращается в Panasonic middle age. Ответа не обнаружил, но вот что интересно: сегодня об Исландии написано столько, что в последнее время я больше перевожу, чем пишу сам.
Вот отрывок из книги Эдварда Хэнкокса [Edward Hancox] «Iceland Defrosted», посвященный этим самым «Воздушным волнам». Перевод мой. И есть еще “нулевое” вступление, которое можно прочитать здесь.
Единственное время, когда стоит держаться подальше от [культового музыкального магазина] «12 Tónar» [12 нот], это, как ни парадоксально, выходные, на которые приходится на «Airwaves». И вот почему: людей там будет, как сельди в бочке, а в магазине не останется ничего дельного. «Airwaves» – исландский музыкальный фестиваль, который ежегодно проводится в центральной части Рейкьявика в октябре. Не спорю, что мой рассказ продувается отрезвляющим сквознячком подозрения, что фестиваль этот, как День Святого Валентина или День матери, изобрели предприимчивые коммерсы, дабы привлечь клиентов в мертвый сезон. Но это не помешало «Airwaves» завоевать заслуженное звание короля исландского дебоширства под саундтрек все новых и новых восходящих супергрупп. Фестиваль приобрел мировую известность.
«Airwaves» проводится с 1999 года, и за эти годы на корпусе его репутации наросли ракушки мифологических сюжетов, таких как необъявленные тайные концерты групп, которые вы слушаете, стоя рядом с Бьорк, а потом выходите в морозную ночь, над которой переливается северное сияние. Другими словами, все то, о чем пишут в глянцевых журналах, или что случается со знакомым вашего знакомого, но с вами почему-то никогда. Как мышиное мясо в ресторане быстрого питания, это городской миф, верно?
Я решил, что пора мне самому во всем разобраться, и, не теряя ни минуты, забронировал авиабилеты и отель, заранее попросив у семьи прощения. Вот только билеты на фестиваль уже разошлись, и достать их не было никакой возможности. Однако, мои исландские приятели нисколько не сомневались, что смогут провести меня на концерты, не разделяя мои опасения, что я пересеку Северное море, чтобы обнаружить, что не могу дотянуться ни до одного из заявленных музыкальных яств. В целом для исландцев характерно расслабленное отношение к жизни – весьма средиземноморское по стилю. Возможно, оно преобладает потому, что Исландия только готовится к членству в Евросоюзе, а может исландцы просто живут в убеждении, что все само собой наладится. В моем случае так и вышло, хотя подозреваю, что исландцы не стали бы сопротивляться внедрению на острове средиземноморской традиции сиесты.
Мои исландские приятели оказались правы, и мне передали от имбирноволосого организатора фестиваля билет, который на деле оказался царапающим запястье пластмассовым браслетиком (одев его, чувствуешь себя как маркированный бычок с техасского ранчо!). Позднее мне указали на этого парня в упакованном клубе, где шведский ди-джей пытался одновременно порвать мои барабанные перепонки и раскрошить мне кружку пива пульсом своего басовитого музончика.
Кстати, однажды я действительно видел на улице Бьорк. Дело было в Рейкьявике в Сйоуманнадагюр, когда страна отдает дань уважения морякам и рыбакам. Дождь лил, как из ведра, и взрослые рейкьявикчане спешили укрыться, а ребятня, галдя от удовольствия, разглядывала корабли и тыкала пальцами в разнообразных чудесатых рыб из атлантического глубоководья, которые были выставлены на обозрение на набережной в различных стадиях разложения. И вот среди этого людского водоворота плавно проскользнула Бьорк – в хвостиках и голубом платье. Никто не обращал на нее внимания. Насмотревшись на Бьорк, я вернулся к прежнему занятию – такать пальцем в диковинную рыбину.
Не скрою: я всегда симпатизировал Бьорк. Она постоянно оказывалась в поле моего зрения, но по каким-то причинам я так и не смог начать обожать Бьорк или просто наслаждаться ее музыкой. Именно поэтому я шел на мировую премьеру ее нового альбома «Biophilia», который проходил в рамках Международного фестиваля в Манчестере в 2011 году, с некоторым трепетом.
По части эффектных входов на сцену это выступление не знало равных. В сопровождении женского исландского хора из 24 голосов Бьорк предстала перед публикой в невероятного размера оранжевом парике, что делало ее похожей на мультяшного песика, и в основательно прогофрированном платье голубого цвета. С потолка спустилась клетка, внутри которой бесновалась катушка Теслы. Пурпурно-белые ветки молний шипели и трещали, пока Бьорк разрывала пространство своим голосищем. Такое не забывается!
Бьорк патрулировала сцену, добиваясь того, что каждый зритель чувствовал себя участником шоу. И это работало: у любого затрепещет сердце, когда Бьорк в устрашающего размера парике стоит лишь в двух метрах и смотрит вам прямо в глаза. Но мне больше всего полюбился ее хор: они что-то эксцентрично хореографили, вытянувшись в причудливых построениях, при этом – будучи одеты в блестящие голубые и золотые костюмы – придавали представлению нотку человечности, служа противовесом эзотерическим концепциям Бьорк. Позднее я узнал, что хор этот пел в центре Манчестера, и искренне пожалел о том, что пропустил выступление. Уверен, они отработали на славу, исполняя исландские песни в лучах вечернего солнца… А теперь ответ на вопрос, который наверняка мучает читателя: нет, Бьорк не одевает гигантский парик, когда идет за покупками в Рейкьявике.
Вернемся к «Airwaves». В зале прибытия Рейкьявика (на самом деле Кефлавика) все было как всегда. Этот аэропорт – мечта архитектора о чистых линиях, полированном металле и импортной древесине, но за ним неминуемо следует всегда неожиданная встреча с безжалостной исландской погодой. Я убежден, что следует повесить письменные предупреждения у изогнутых дверей, ведущих из аэропорта наружу. В 2011 году Кефлавик был избран лучшим аэропортом в Европе. Не сомневаюсь, что тем, кто отдал за него свои голоса, ничего не рассказали о погоде. Насколько отмороженным суждено стать вашему выходу из кабины самолета с центральным отоплением (где вы дремлете под ненужным, но комфортабельным байковым одеялом), либо из теплого зала прилетов в очередную разновидность суб-арктической погоды – решают лично для вас где-то на небесах. Мне в этот день выпал проливной дождь, который лил горизонтально – как в эпизоде из «Форреста Гампа».
В аэропорту меня встречал Эйнар, который передал мне браслет на посещение фестиваля: он понимал, что я, как обычно, волнуюсь (что простительно, учитывая, что я англичанин и все такое)… По дороге Эйнар представил мне развернутый брифинг в отношении того, что произошло в Исландии с момента моего последнего прилета. Этот вступительный гамбит практически не меняется, всегда оставаясь информативным и богатым смыслом повествованием. В отчет неизменно входит погода, финансовое положение острова и число убийств, свершенных за год (как правило одно, но не больше двух).
По радио крутили исландский инди-рок вперемешку с международной Бейонсе-Бритни-Шакирской попсятиной, и даже сквозь трели пулеметной исландской речи я ощущал, как нарастало предфестивальное возбуждение. К тому же в ИКЕА начиналась распродажа, что тоже тонизировало. Я в целом сделал свой выбор между ИКЕей и «Airways», хотя образ хрустящего шоколадного кекса, который можно отведать только в ИКЕе, долго не оставлял меня после прослушивания рекламы.
Эйнар вел машину быстро: похоже, он забыл, что когда я последний раз был его пассажиром, он едва не угробил нас обоих. Возможно, я слегка преувеличиваю, но Эйнар въехал в сугроб на такой скорости, что я чуть не потерял контроль над кишечником. В этот раз мы достигли Рейкьявика через сорок пять минут – целыми и невредимыми. Город жужжал от возбуждения. Представители богемы – равно как и образчики сверх-крутизны – пока еще не вылупились из куколок, но простолюдины уже заполняли кафе и тротуары, читая рецензии, изучая карты концертных площадок и строя планы на вечер.
Мы с Эйнаром тоже передислоцировались в кафе. Там мы начали планировать выходные. Наша беседа прерывалась звонками, которые Эйнар делал друзьям и знакомым, чтобы выяснить, что и когда происходит. Все звонки были на исландском языке, но я уже начинал понимать кое-какие слова там и тут.
Через несколько часов мы прибыли в Художественный музей Рейкьявика. На время выходных, на которые приходились «Airwaves», он преобразился в одну из главных концертных площадок. Мы явились довольно рано по исландским меркам, поэтому я решил, что большинство собравшихся, которые заняли приблизительно четверть пространства музея, были не исландцами. Те бы не приперлись слева от полуночной стрелки. Всенощные попойки могут реально сбить с панталыку иностранца, если он не владеет исландским протоколом. Я никогда не забуду один ужин с Эйнаром и друзьями, в ходе которого я умудрился выпить море и поглотить пищу в объеме, дважды превышавшем вес моего тела. Ассортимент алкогольных напитков был весьма внушительным: коктейли, пиво, вино, десертное вино, вездесущий исландский шнапс «бренневин» (предложенный, разумеется, исключительно для моей пользы), а также послеобеденный коньяк. Я был уже далеко не в лучшей форме, когда в час утра объявили, что веселье только начинается, а мы едем тусить в центр города. Я сам не понимаю, как я продержался эту ночь, но надеюсь, что мои танцевальные навыки улучшились в результате этого опыта.
Музей начал заполняться. Первые команды на сцене являли довольно эклектичное зрелище, но качество музыки улучшалось по мере продвижения в ночь. Одна из первых команд состояла из исландских подростков. Все пятнадцать ее участников были одеты в высокие остроконечные шапки, при этом они не столько играли музыку, сколько требовали, чтобы аудитория перемещалась с одного края зала на другой. Я не был уверен, что такая манера выступления может прижиться или понравиться (не могу себе представить, чтобы Деймон Албарн или Бьорк взяли ее на вооружение). Поэтому я испытал глубокое облегчение, когда лидер шишкоголовой группы, наконец, объявил, что следующая песня будет последней в их выступлении, а сам гиг (что еще приятнее) последним в истории группы!
Музыка идет рука об руку с исландской культурой. Я бы мог затосковать ВАС до смерти рассказами о том, какие древние исландские музыкальные инструменты находят археологи, о римур – традиционной исландской поэзии, которая продолжает жить в творчестве таких музыкантов, как Стейндоур Андерсен. Но не стану. Скажу лишь одно: именно бесконечные и темные исландские зимы, на мой взгляд, стали одним из факторов, которые способствовали пышному рассвету исландской музыкальной сцены. Это относится не только к поп-музыке, но и тяжелому металлу, танцевальным ритмам, опере, фольклору и классическому жанру, которые неизменно процветают на острове. Иногда кажется, что каждый молодой исландец либо учиться играть на каком-нибудь инструменте, либо что-то исполняет в группе, либо творит чавкающие ритмы у себя на компьютере. У исландских подростков начисто отсутствует фактор нервозности или стеснительности, характерный для их английских сверстников: они знают, что хотят играть музыку, и играют ее, за что ими нельзя не восхищаться. В Исландии меньше всей этой генерической попсы массовой сборки – Саймона Коуэлла [героя «Idol», «X-Factor» и прочей фабрикозвездной ахинеи] и подобной ему братии – зато больше доморощенных и вскормленных органическим способом талантов, которые пишут пластинки в гаражах и жилых комнатах. Вероятно, это как-то связано со стремлением укрыться от исландских зимних ураганов и заняться чем-нибудь приятным и конструктивным в домашнем тепле, хотя может это и не так. В любом случае, я наслаждаюсь результатами этого процесса.
Я продолжал закладывать за воротник одно пиво за другим (я говорил, что исландское пиво божественно хорошо?) вместе с Даниэлем – другом Эйнара, в результате чего ощутил себя чуть менее напряженным – расслабился, как дома. Но этому состоянию не суждено было длиться долго. Следующая команда на сцене была британской, но при этом реально туфтовой. Лажа, но с амбицией сокрушить барабанные перепонки. Редкой сочетание полного отсутствия таланта и мелодического дара! Я заметил, что стоявшая рядом со мною девушка что-то писала в блокноте, и спросил, не корреспондентка ли она. Оказалось, что она из «NME» – британского музыкального журнала. Журналистка поведала мне, что группа приперлась из Лондона, и что все в один голос утверждают, что эти парни станут следующими британскими суперзвездами. Я воздержался от комментариев, но клянусь, что если они станут следующими звездами, я съем свою шляпу вместе с тухлой исландской акулой, которой не устает пугать меня Эйнар. Нет, пожалуй, все-таки без акулы – хватит с них одной шляпы.
Дабы сохранить в сохранности барабанные перепонки, я ускользнул в бар. Исландское пиво божественно хорошо, но пьется слишком быстро. Вернувшись, я обнаружил, что в мое отсутствие толпа стала чисто исландской. Даниэль пытался указать мне на последнюю версию Мисс Исландии. Если честно, я не слышал, что он там бурчал, к тому же все исландки вокруг могли претендовать на этот титул. Исландки – это что-то с чем-то: не просто красавицы в традиционном понимании, а нечто большее. Я принял решение выпить еще пива, чтобы хорошенько разобраться, что именно делает исландок красавицами в нетрадиционном понимании. На моей стороне даже Тони Сопрано: в его компании нередко увидишь очередную Мисс Рейкьявик. Впрочем – если «чисто конкретно» – кто рискнет поспорить с Тони Сопрано?
Из размышлений о вымышленных гангстерах и исландках брачного возраста в реальность меня вернуло некое быстрое движение, которое я зарегистрировал краем глаза. Это была игрушечная обезьяна размером со взрослого человека, которая стремительно двигалась в мою сторону по рукам балдеющей толпы. Толпа была в восторге. Сочетание норвежского пауэр-попа с обезьяной, серфирующей от поклонника к поклоннику, само по себе срывает башню. Но в полуночном Рейкьявике, когда я набубенился исландским пивом, а на улице свирепствовал ураган, этот опыт мог претендовать на номинацию личного переживания номер один в моем уходящему году.
Продолжение последовало…
PS Мне почему-то не захотелось украшать пост фотографиями Бьорк в оранжевом парике. Ее можно погуглить в картинках. Вместо Бьорк – подлог: португальский девичьи-фольклорный коллектив “7 Saias” (Семь Юбок). По жанру подходят больше для “Дикой мяты”, чем для “Airwaves”, но смотрятся шикарно.