Продолжение перевода книги Мартина Пейджа о Португалии.
Глава 7: Повествует об Инфанте Энрике и рождении европейской работорговли.
Уже опубликовано:
- Предисловие и Глава 1 — От Ионы до Юлия Цезаря
- Глава 2 — Рим на берегах Атлантики
- Глава 3 — Восход и закат христианства
- Глава 4 — Арабы несут цивилизацию в Европу
- Глава 5 — Реконкиста
- Глава 6 — Мир цистерцианского периода
В 1868 году неожиданным хитом лондонского книжного рынка стала биография прежде малоизвестного португальского принца, ушедшего из жизни более четырехсот лет назад. «Жизнь Принца Генриха Мореплавателя» пера Ричарда Мейджора стала первой книгой, написанной о Генрихе (Энрике) за пределами города его рождения – Порту.
Господин Мейджор, который первым назвал Принца «сагрешским мудрецом», очерчивает в своей работе внушительную фигуру аристократа эпохи Возрождения – рослого, статного, неумолимого к себе, исполненного высокой цели – выдающегося ученого и решительного человека действия. Перед нами предстает Принц Генрих, погруженный в сосредоточенное изучение карт и чертежей судов в передовой школе навигации, которую он основал в Сагреше – скалистой и открытой всем ветрам точке на самом юго-западе европейского континента. Там Принц собрал вокруг себя ученых, среди которых было немало самых выдающихся умов Европы того времени; он выслушивает мудрецов и ведет с ними ученые споры, либо мечтает о приключениях, стоя на крепостной стене и вглядываясь при помощи телескопа в безбрежные атлантические дали.
Читатель вместе с Принцем отправляется в море, чтобы достичь края земли, и становится свидетелем того, как тот делает поразительное открытие, что никакого края земли, за который можно низвергнутся, в сущности нет, а земля имеет форму шара.
С момент публикации книги Мейджора слава Принца Генриха триумфально шествовала по планете, и задача ретуширования его портрета мазками исторической правды выпала уже новому поколению португальских историков. При этом речь шла вовсе не о том, чтобы развенчать героя минувших дней. Скорее это была попытка постигнуть истинное величие достигнутого в эпоху Генриха, приписав эти достижения тем выдающимся личностям, которые в действительности их совершили. О том, что земля круглая, ученым Южной Европы было известно еще (как минимум!) в период арабского господства. К десятому веку диаметр планеты был рассчитан с точностью до 20 километров. Когда вглядываешься со скал португальского побережья с океанские дали, трудно не заметить кривизну земной поверхности.
Принц Генрих был третьим из пяти сыновей короля Жуана I и королевы Филиппы. По свидетельствам придворных своей эпохи, Генрих слыл самым нерадивым в учении из своих братьев. Пока Дуарте управлял делами государства, а Педру странствовал по университетам Европы, собрав бесценную библиотеку из передовых научных трудов той эпохи, Генрих предпочитал охоту и излюбленный вид спорта всех средневековых «Ура-Генри» (юных аристократов) – рыцарские турниры.
Весьма сомнительно и то, что на единственном полотне, которое считается портретом Генриха, изображен действительно он. «Большая Португальская и Бразильская Энциклопедия» не приводит ни единой работы на португальском языке, написанной между отчетом официального летописца Генриха и книгой, которая опередила работу господина Мейджора всего на два года. Эта книга была напечатана в Порту – столице британской торговли портвейном.
Хоть Генрих и дожил в добром здравии до относительно преклонного (по меркам своей эпохи) возраста в шестьдесят шесть лет, Португалию он покидал всего два раза в жизни, при этом не бывал дальше, чем на северном побережье Марокко. В ходе своего второго путешествия Генрих оставил в знак добрых намерений в заложниках у Халифа Танжера своего младшего брата – Принца Фернанду. Генрих не выполнил своего обещания халифу, и Фернанду умер в заключении в городе Феш, после чего его тело подвесили вниз головой с городской стены.
Из всех морских экспедиций, отправившихся из Португалии на средства короля во времена Генриха, сам он организовал менее трети. При этом ни одна из них не продвинулась дальше Сьерры-Леоне, что ближе, чем полпути на юг по побережью Западной Африки. Король Дуарте – старший из братьев – даровал Генриху право развивать Сагреш, но тот лишь построил там несколько скромных зданий, которые Сэр Фрэнсис Дрейк без труда взорвал по пути в Англию после того, как «подпалил бороду испанскому королю» в Кадисе. Хотя Генрих и платил жалование небольшой группе каталанских картографов, астрономов и еврейских ученых за то, что те поддерживали ему ученую компанию, никакой школы навигации либо чего-либо подобного в это время не существовало – ни в Сагреше, ни где бы то ни было еще! Сам Принц проживал в тихой алгарвийской деревушке Рапозеира неподалеку от Лагуша.
При этом Принц Генрих действительно сыграл выдающуюся роль в современной истории человечества. Он стал повивальной бабкой, которая помогла произвести на свет европейскую торговлю африканскими рабами.
Напомним, что девятнадцатый век – время фундаментальной переоценки истории. Новые времена требовали новых героев из прошлого. В США историки начали рассуждать о Кристовао Коломбо, который закончил свою жизнь в бесчестии с репутацией мерзавца и лжеца, как об открывателе Северной Америки. К правде – во всяком случае, той версии, которая была известна во времена Колумба, – это не имело почти никакого отношения, но было явно связано с попытками принизить историческую роль англичан, которых американцы в то время не жаловали.
К тому моменту, когда Мейджор опубликовал свою книгу, рабство перестало быть приемлемой практикой. Именно поэтому автор посвятил целую главу «глянцевым» аргументам, призванным дистанцировать Принца Генриха от работорговли. Но зачем вообще нужно было делать из него героя? Дело в том, что в это время Британия активно порабощала народы Африки и Азии, ранее находившиеся под властью Португалии, на ее бывших территориях. Жителей этих территорий миллионами заставляли трудиться в сфере производства и переработки пищевых и иных продуктов, причем такое производство было менее затратным, чем у фермеров-рабовладельцев Американского Юга! Повсюду – в особенности в континентальной Европе – ставились вопросы о моральной стороне такого нового рабства.
Пропагандистский вклад работы Мэйджора в дело британского империализма заключался в том, что его работа позиционировала Принца Генриха как главного португальского открывателя этих земель и народов вместо тех, кто их действительно открыл. У Принца была мать-англичанка и английский (в действительности ирландский) наставник. Генрих бегло говорил по-английски и был произведен в кавалеры Ордена Подвязки своим двоюродным братом – английским королем Генрихом IV. Иными словами, если Принц Генрих и не был англичанином в полном смысле этого слова, трудно было бы найти кого-либо более близкого к этому понятию. Из чего следовало – во всяком случае, так считают британцы – что гениальность и дерзость Генрих унаследовал от английской половины своей родословной, ибо эти качества присущи именно англичанам, а не жителям континентальной Европы.
В этой истории важнее всего то, что Генрих был Великим Магистром Ордена Христа, как к тому времени назывался Орден Тамплиеров. Основной задачей рыцарей этого ордена была защита Португалии от Испании. Тамплиеры находились на самоокупаемости, извлекая доходы из грабительских набегов через границу в Испанию и взимания с португальцев плату за защиту от испанцев. Подписание договора между королевствами Испании и Португалии несло не только мир, но и перспективу финансового краха для Ордена. Вот как писал об этом один португальский историк: «Мир – это банкет, в котором никто не хотел участвовать».
В 1413 году Приор Ордена Госпитальеров вернулся из поездки на остров Сицилия, где вел переговоры относительно второстепенного династического брака. По дороге домой он провел некоторое время в Сеуте – важном мусульманском торговом городе, расположенном к югу от Гибралтара. Пока Приор ожидал судна, которое доставило бы его дальше по маршруту, он имел возможность ознакомиться с городом и окрестностями. Оборона Сеуты была организована плохо, поскольку правящая элита города была занята внутренними распрями. В городе торговало более 20000 купцов, предлагая специи, редкие восточные ткани и ковры, драгоценные камни из Индии и золото откуда-то из стран южнее Сахары.
Не только Португалия, но и вся Европа страдала в этот период от нехватки золота. Горнодобывающие технологии, разработанные римлянами, которые обогатили их в ходе колонизации Иберии, были утеряны в хаосе, последовавшем за развалом империи. Инженерные навыки – особенно откачки воды из глубоких шахт и накачивания в них воздуха – вернулись только в девятнадцатом. Золота требовали от европейцев арабские купцы, в том числе из Сеуты, в обмен на восточные специи. Привычка потреблять мясо к этому времени распространилась по всей Европе, а вместе с ней и спрос на азиатские приправы, благодаря которым мясо оставалось съедобным. По мере того, как золото перетекало на восток, золотые запасы европейских казначейств съёживались до критических уровней. Европейцы начали обесценивать свои валюты, но мало чего добились: они лишь вызвали кризис доверия к собственным деньгам, подорвавший как внутреннюю, так и внешнюю торговлю.
Официальный хронист царствия Генриха – Азурара – рассказывает, как Приор Ордена Госпитальеров построил на столе в приемной королевского дворца в Синтре модель Сеуты и ее окрестностей с помощью двух мешков песка, половины бушеля бобов, миски каши и катушки тесьмы.
На организацию рейда ушло почти два года. И это не удивительно, потому что к моменту отправления экспедиция насчитывала 19000 солдат и 1700 моряков. Само по себе сооружение судов было нелегкой задачей: их было 240! Помимо судов для перевозки солдат сюда входило 59 боевых галер с тремя ярусами гребцов, а также более 60 пустых грузовых судов. К португальцам присоединились рыцари из Нормандии и Германии. Английский граф Арундел, женатый на незаконнорождённой сводной сестре Генриха, послал своих арбалетчиков.
Рейд был частным предприятием. Хотя отец Генриха король Жуан и его старший брат Дуарте и отправились в морской поход вместе с Генрихом, португальское государство официального участия в нем не принимало. Относительно рейда никто не консультировался с Парламентом и не запрашивал денег на его финансирование. Рейд осуществлялся на средства Ордена Креста и был предпринято с целью обогащения этого ордена. Паруса и знамена украшал не герб Португалии, а символ Ордена – крест Тамплиеров. Римский Папа направил письмо с выражением благодарности и поощрением. В то время официальная политика Церкви гласила, что практически все, что вредило мусульманам, было угодно богу христиан.
Когда настал момент отправления флота из Лиссабона, скончалась королева Филипа. Генрих, которого летописцы изображают самым преданным из сыновей, заявил, что скорбеть ему некогда. Он утверждал, что с последним дыханием Филипа недвусмысленно поделилась с ним самым заветным из своих желаний: чтобы ее кончина не задерживала такое важное мероприятие, как набег на Сеуту.
Наткнувшись в пути на два шторма, флот подошел к Сеуте ночью и бросил якоря. Незадолго до рассвета Генрих начал массированную атаку на город. Его люди быстро сломали главные ворота и обнаружили, что город никто не защищает. Халиф и его советники, оценив масштаб нашествия до того, как оно встало у городских стен, заключили, что защищать город бесполезно: это приведет лишь потере гражданских жизней. Они оставили город. Генрих со своими рыцарями ворвался в цитадель. Там они обнаружили горстку генуэзских купцов, которые передали документ о капитуляции за подписью Халифа.
Военный капеллан освятил соборную мечеть, и она стала церковью. В ходе церемонии перед импровизированным главным престолом Король посвятил Генриха в Герцоги Визеу. Остальные воины высыпали на берег и устремились в город и принялись за его разграбление. Чтобы найти золотые слитки и монеты, солдаты распарывали мешки со специями и перцами, били ценные керамические изделия, за что с лихвой были вознаграждены обнаруженными сокровищами. Офицеры мародерствовали с большим вкусом и полетом воображения. Один из них велел разобрать украшенные витиеватой резьбой карфагенские колонны и отправить их к себе домой в Португалию. Сегодня на эти колонны опирается главный портик Университета Эворы.
После того, как рыцари со своими людьми вернулись в Португалию на груженых добычей судах, они передали разграбленную Сеуту португальской короне. Отрезанный от окружающих территорий, город был практически бесполезным, служа лишь в качестве транзитного пункта в месте встречи Средиземного моря и Атлантики. Уже в 1425 году Регент Педру жаловался Парламенту на то, что Сеута, как бездонная дыра, поглощала людей, оружие и финансы. Английские кузены португальской королевской семьи советовали португальцам бросить Сеуту. Вероятно, именно из-за страха потерять лицо Португалия цеплялась за Сеуту еще 200 с лишним лет.
В 1437 годе Генрих решил организовать еще один набег в стиле рейда на Сеуту – на Танжер. На этот раз рыцари и королевские семьи других стран Европы отказались участвовать в походе. Генрих получил письменные отказы из Англии, Фландрии и Германии. В самой Португалии мероприятие не пользовалось такой поддержкой среди населения, как прошлый набег. Генрих подсчитал, что для успеха ему потребуется 14000 человек. Рядовых набирали в тюрьмах: тех, кто примет участие в экспедиции, ожидало помилование. Принцу удалось набрать всего 3000 рядовых, 1000 наемников-арбалетчиков и 2000 рыцарей с помощниками, оруженосцами и конюхами. Он решил, что экспедиция должна отправляться безотлагательно. Граф Виана, который в то время занимал пост Губернатора Сеуты, рекомендовал Генриху оставаться дома, учитывая рискованность мероприятия. Генрих отправился в путь, не взирая на предостережения, причем в условиях удушливого зноя, 23 августа 1437 года.
Генрих высадился на берег недалеко от Тетуана и маршем пошел на Танжер. Когда войны оказались у городских стен, они поняли, что привезенные ими штурмовые лестницы слишком коротки. Генрих приказал построить укрепленный лагерь и принялся обдумывать следующие шаги. Место, выбранное им для лагеря, не имело ни колодцев, ни ручьев, ни обороняемой линии поставки провианта с берега и отступления к судам. Против воинов Генриха стояло 40000 кавалеристов и 60000 пехотинцев. Через считанные дни осаждающая сторона поняла, что сама находится в осаде, окруженная мощным кольцом из берберских воинов, которых Халиф призвал с гор. Во время одной из стычек под Генрихом была убита лошадь, а сам он едва не попал в плен.
Когда у португальцев закончились запасы пищи, они начали убивать и есть лошадей, которых жарили на кострах из дров и сена из обоза. Запасы воды подходили к концу. Официальный хронист Генриха писал, что «многие умерли с глиной на губах, пытаясь высосать из нее хоть немного влаги».
К средине октября Генрих уже вел переговоры о перемирии. Они завершились быстро. Халиф поставил условие, что в обмен на проход к кораблям на побережье португальцы оставят мусульманам все – включая лошадей и оружие, исключая только один комплект одежды на человека. Португальцам надлежало также вернуть Сеуту маврам, которые оставляли у себя в заложниках младшего брата Генриха – Фернанду, пока Генрих не вернет Сеуту. В знак доверия Халиф передал Генриху одного из своих сыновей – в качестве взаимного заложника.
По пути к побережью на заросшую грязью и беззащитную армию Генриха напали разбойники. Хотя Генриху с его людьми удалось бежать, он заявил, что мусульмане нарушили условия мирного договора, а потому Португалия отказывается возвращать Сеуту. Ответные требования Генриха вернуть Фернанду были отвергнуты. Более того, с прибытием в Танжер каждой новой миссии для обсуждения его освобождения, условия содержания бедняги ухудшались. Первая делегация нашла Фернанду на положении гостя Халифа. К моменту приезда второй он находился уже в статусе слуги, который работал в саду Халифа и чистил его конюшни.
В июне 1438 года королевский двор провел совещание в Эворе. Вместо того, чтобы принять Генриха при дворе, король Дуарте отправился на юг, чтобы выразить ему свое недовольство в деревушке Портела. Летописец короля рассказывает, что Генрих предложил собрать войско из 24000 человек, чтобы спасти Фернанду. Король Дуарте вернулся в Эвору сломленным. Он скончался в том же году в возрасте сорока девяти лет.
Тем временем в Марокко Фернанду томился в кандалах в казематах рядом с отхожим местом для евнухов. Не известно, был ли Фернанду жив или мертв, когда его, наконец, подвесили за лодыжки на городской стене, отдав на съедение стервятникам.
Генрих больше не возвращался к королевскому двору. Будучи Великим Магистром Ордена Христа, Принц Генрих Мореплаватель по должности был Губернатором Алгарве, и именно там и провел остаток своей жизни.
Территория Алгарве, хотя она уже давно была отвоевана у мавров, не была частью Португалии. Алгарве суждено было оставаться отдельным и забытым краем вплоть до самого двадцатого века: Алгарве отделяет от Португалии горная цепь, и в то время связь между двумя королевствами осуществлялась только по морю. В эпоху Принца Генриха небольшое население Алгарве почти целиком состояло из рыночных торговцев, рыбаков и ремесленников. Там практически не было крестьян. Большинство из них бежало в Северную Африку в поисках лучшей доли, когда их земли конфисковали Рыцари Тамплиеры[i]. В то время Алгарве был одним из самых плодородных районов Южной Европы, который орошали воды нескольких рек. Королевство Алгарве стало единственным местом в Южной Европе, где прижилось и начало процветать апельсиновое дерево из Южного Китая. Проблема Принца Генриха заключалась в отсутствии в регионе рабочей силы, которая могла бы эти земли возделывать. Тщетно было бы пытаться набрать крестьян в самой Португалии, которая на тот момент сама была населена крайне скудно. Сельский труд был непопулярен, и большое количество земель оставалось необработанными.
Принцу Генриху и его советникам было известно, что в арабском мире прямо за морем процветала торговля рабами, которых ловили или покупали к югу от Сахары. Как добыть достаточно рабов, чтобы заставить их обрабатывать земли Алгарве?
Хотя многие пробовали, ни один европеец еще не достиг черной Африки, во всяком случае не вернулся оттуда живым. Последняя попытка была предпринята больше чем за сто лет до Генриха некими генуэзцами, которые пропали без вести. Препятствием на пути к Африке служил печально известный Мыс Бохадор, который выступает из ее западного побережья в 1500 километрах к югу от Танжера. Здесь сильное течение кидала суда на рифы и разметывало их в щепки. Утверждают, что Принц Генрих молвил в этой связи: «Не бывает такого высокого риска, чтобы надежда на наживу не была еще выше».
При жизни Принца Генриха произошли некоторые из наиболее стремительных и революционных изменений, когда-либо имевших место в судостроении. Когда Генрих совершал морской набег на Сеуту, его флот состоял из галер, на которых ставили паруса, если дул попутный ветер. Через двадцать лет под покровительством Ордена Христа была разработана каравелла. Еще через восемьдесят она устарела, и ей на замену пришел значительно более крупный и совершенный галеон. Но именно каравелла положила конец изоляции Европы от внешнего мира. Огромный коммерческий потенциал этого судна поняли сразу, и потому Орден Христа свирепо защищал свою монополию на эту новую технологию от иностранных шпионов. Каравелла разрабатывалась под завесой секретности, и легенда, что вся исследовательская деятельность концентрировалась в Сагреше, была выдумана для дезинформации. Куда более вероятно, что исследовательский центр находился в городке Каштру Марим на реке Гвадиана. Основные документы с описанием конструкции каравеллы и методов ее сооружения были похищены во время наполеоновского нашествия. Пока что их никто не возвратил Португалии. Ранние карты атлантического побережья Африки, которые были украдены или иным обманным путем получены французскими агентами, не так давно обнаружились в архивах французского департамента Жиронда.
Новые корабли были тоньше и легче, чем галеры, и весили около пятидесяти тонн. Один кормовой руль заменял на каравелле двенадцать гребцов, которые управляли галерой. Треугольные паруса на носу и на корме могли толкать судно против ветра или нести по ветру. Каравелла могла достигать скорости в десять узлов.
Использование силы ветра вместо весел позволило сократить экипаж с восьмидесяти до двадцати человек. Это в свою очередь значительно уменьшило объемы воды, еды (сушеного мясо и рыбы, чечевицы, оливок, чеснока, сыра, миндаля, изюма, галет и меда) и других припасов, которые брали с собой в рейс. Увеличивалось время автономного плавания судна.
Эти новаторства сопровождались не менее выдающимся прогрессом в области навигационных инструментов и технологий: компас, портулан, астролябия. Последняя существовала уже много веков, а в Иберию попала, вероятно, с арабами. Только если раньше астролябия была ученой безделушкой, с которой любили возиться монахи, раввины и астрологи, то теперь она была адаптирована под практические нужды. Астролябия позволяла морякам определять широту по высоте полярной звезда и время по высоте солнца.
Избавленный таким образом от необходимости идти по береговой линии вблизи от берега, Жил Эанеш в 1435 году стал первым европейцем, сумевшим обогнуть Мыс Бохадор. Он высадился на безлюдном берегу к югу от мыса. Там он выкопал ранее неизвестное растение, которое привез в бочке с водой в Португалию. Там это растение назвали «Розой Святой Марии»[ii].
В следующем году Эанеш вместе с другим капитаном – Афонсу Гонсалвешем Балдая – снова обогнул Бохадор, продвинувшись значительно дальше на юг. Они высадились в заливе и увидели следы человеческих ног и копыт верблюдов.
Первая известная встреча между европейцами и туземцами в Африке произошла в 1437 году. Она не прошла благоприятно. Балдая отправился из Лагуша в Алгарве с поручением поймать хотя бы одного африканца, чтобы привезти живьем в Португалию. Вернувшись в устье реки Сенегал, Балдая высадил не берег двух всадников – молодых аристократов. Каждому их них было по 17 лет, и их отобрали за выдающиеся охотничьи способности. Они несколько часов скакали вглубь континента и наткнулись на группу из 20 туземцев. Последние, почувствовав враждебность намерений пришельцев, отступили за группу камней и начали метать в них копья и камни, пока португальцы не повернули назад.
После того, как гонцы вернулись на корабль и отчитались о своих достижениях, Балдая с большой группой охотников вернулся по реке к тому месту, где произошла первая встреча с африканцами. Там не осталось признаков человеческого присутствия. Чуть дальше вдоль по побережью португальцы обнаружили брошенные рыбацкие сети из пальмового волокна и некоторое количество инструментов. Эта добыча не могла оправдать затрат на снаряжение экспедиции Орденом Христа. Наткнувшись на стаю тюленей, Балдая велел своим людям убить как можно больше ластоногих и снять с них шкуры. Стоимость этих шкур более чем компенсировала затраты не экспедицию.
В 1441 году Нуну Триштао отправился в океан из Лагуша, взяв на борт корабля арабского переводчика. Они прибыли к устью реки Сенегал, где встретили другого португальского капитана – Антау Гонсалвеша, прибывшего раньше их. Гонсалвеш собирался поохотиться на тюленей, но заметив, что с берега за ними наблюдали мужчина-туарег и негритянка, велел их схватить и удерживать на борту. Переводчик Триштао не сумел установить контакта с пленниками, и те были отпущены на волю.
Тайно под покровом сравнительно прохлады африканской ночи Триштао повел своих охотников вглубь континента. В полдень они наткнулись на лагерь туарегов, которые немедленно атаковали пришельцев. Португальцы убили четырех туарегов и взяли в плен десять, в том числе вождя. Оказалось, что тот бегло говорил по-арабски. Его звали Адаху. По иронии судьбы он сам был работорговцем. Триштао отпустил шесть пленников и отправился на юг, а Гонсалвеш отвез Адаху и трех его спутников в Алгарве.
В Лагуше Принц Генрих принял Адаху и его свиту с той формальной обходительностью, которой правила этикета требовали при приеме пленного рыцаря. Туарегам выдали европейские одежды и удобно разместили. Разумеется, Адаху со спутниками вызывал живое любопытство среди португальцев, и Принц Генрих с соратниками много часов расспрашивали его через переводчиков. Больше всего их заинтересовал рассказ Адаху о зеленой земле с пышной растительностью, которая простиралась к югу от Сахары – стране черных людей.
В конечном итоге Адаху удалось заключить с Генрихом сделку, и тот освободил его и спутников. Они сошлись на цене в четыре черных раба за каждого пленного туарега. Афонсо Балдая доставил освобожденных туарегов на судне обратно в Сенегал, где те спешно растворились в окружающем ландшафте. Через десять дней на побережье появился мавр на белом верблюде. Он вел всего десять рабов, чтобы передать Балдая, но вместо недостающих рабов вождь туарегов послал кожаный щит, страусовые яйца и золотой песок. Вскоре практика поимки рабов и их выкупа распространилась по всему побережью. Действительно: стоит ли возиться, чтобы довезти пленника в Европу и там продать, если можно продать его за те же деньги прямо на месте? Вскоре группу португальцев совершила набег на арабскую станцию торговли рабами на мысе Нун[iii], взяв в плен восемнадцать мавританских купцов. Их удалось обменять на пятьдесят одного черного гвинейского раба и африканского льва! Последний стал первым африканским львом в Европе. Принц Генрих отправил его по морю в Голвэй в Ирландию в качестве подарка своему учителю английского языка, который убыл туда на покой.
Триштао, который продолжал плыть на юг, достиг острова Аргуин в 1443 году. С капитанского мостика он и его офицеры увидели что-то похожее на двух черных птиц, которые неслись по воде навстречу, махая крыльями и поднимая брызги. Когда португальцы подплыли поближе, птицы оказались двумя выдолбленными из бревна каноэ, которые приводили в движение чернокожие, гребшие собственными руками и ногами! По приказу Тристао португальский экипаж приблизился к каноэ и взял в плен четырнадцать африканцев. Остальные спаслись от белых на острове, где было пленено еще пятнадцать человек.
В том же году Принц Генрих, будучи Магистром Ордена Христа, обратился к папе Римскому и получил от него согласие на монополию торговли от Мыса Бохадор до самой Индии. Оставив себе 20 процентов всех доходов, Принц Генрих переуступил это исключительное право Лансароту де Фреиташу, начальнику таможни в Лагуше, и группе тамошних купцов.
Еще через несколько месяцев капитан Бартоломеу Диаш добрался до Кабо Верде и «страны черных»[iv]. Флот из шести каравелл вернулся в Лагуш с 235 рабами на борту.
Там его ждал Принц Генрих, чтобы лично потребовать пятую часть дохода. Хронист Принца Азурара оставил нам следующий отчет: «8 августа 1444 года до рассвета – чтобы избежать жары – моряки высадили на берег пленников и загнали их в поле у городских стен. У некоторых рабов была совсем светлая кожа: светлее, чем у мулатов. Другие были чуть потемнее, а некоторые черны, как кроты. Одни были симпатичны на лицо и сложены пропорционально, другие ужасны ликом и телом, как будто явились прямиком из ада. Среди нас не было никого столь бессердечного, чтобы не почувствовать сострадания к пленникам. Их головы были склонены, лица залиты слезами. Некоторые смотрели в небеса – очевидно, молясь своему Богу, как бы его ни звали. Я наблюдал, как они хлестали себя ладонями по лицу, потом падали ничком на землю.
Отовсюду раздавались скорбные причитания. Хотя мы не понимали ни слова, было очевидно, что пленники стенали о своих муках.
Страдания невольников достигли новых высот, когда наступил момент их распределения. Чтобы процедура была честной, нужно было разлучить детей с родителями, жен с мужьями, братьев с братьями. Сделать это, не вызвав страданий, было невозможно. Оказавшись в разных группах, отцы и сыновья прорывали ряды и изо всех сил рвались навстречу друг другу. Матери сжимали в объятиях своих чад и кидались на землю, прикрывая их своими телами, пытаясь не допустить, чтобы детей оторвали от них».
За происходившим следила огромная топа, что еще более усложнило распределение рабов. Принц Генрих первым получил свою долю из 46 рабов. Он незамедлительно раздал их членам своего антуража. Для Генриха вознаграждение было в том, чтобы добиться исполнения своего самого заветного желания: получить невыразимое человеческим языком удовлетворение от спасения душ язычников для веры христовой. Если бы не он, эти души навсегда остались бы потерянными для Бога!
«Они оказались гораздо менее упрямыми в отношении религии, чем мавры, и охотно обращались в Христианство».
Купцы принялись за вторичное разделение рабов, что, как утверждает Азурара, «удвоило их отчаяние: отец оставался в Лагуше, мать забирали в Лиссабон, ребенка еще куда-то».
На атлантическом побережье Западной Африки ужас перед лицом первых европейских работорговцев подкреплялся твердым убеждением в том, что все европейцы – каннибалы, которые везли черных африканцев в Алгарве, чтобы там умертвить и съесть. Репутация португальцев опережала их. В 1446 году – всего через два года после открытия первого рынка невольников в Лагуше – Нуну Триштао достиг устья реки Гамбия. Он отправился вверх по течению с группой охотников на двух лодках. Неожиданно мимо них промчались восемьдесят воинов в двенадцати каноэ, которые осыпали португальцев дождем из отравленных стрел. Триштао и большинство его людей скончались на протяжении следующего часа, а те немногие из отряда, кто смог добраться до судна, умерли в течение следующих двух дней. Единственными, кто остался в живых на борту, были один раненный моряк, два палубных матроса и недавно взятый в плен африканский мальчик. Вместе они отправились в плавание на север: их кошмарное путешествие продолжалось более шестидесяти дней. Недалеко от португальских берегов вблизи Синеша – к северу от Алгарве – им повезло. Они встретились с галисийскими пиратами, которые доставили их на землю.
Триштан и его люди не были единственными жертвами эпохи начала торговли рабами из Западной Африки. Был, например, некий датский аристократ, известный португальцам как Эберхардт, который купил себе рейс на корабле из Лагуша до Кабо Верде. Он вез с собой палатку собственного изобретения, которая, как утверждал Эберхардт, могла приютить до тридцати человек. При этом палатка была такой легкой, что ее мог нести один человек. Эберхардт планировал обменять свою чудо-палатку на слона. Португальцы оставили датчанина не берегу – вместе с палаткой. Вернувшись, они не нашли следов ни датчанина, ни его палатки. После подобных происшествий начали ходить легенды о белых рабах в глубине африканского континента.
Вожди прибрежных африканских племен скоро обнаружили, что новая практика поимки черных рабов в глубине континента и их продажи европейцам является сверхвыгодным предприятием. Уже к 1447 году предложение было таким высоким, а стоимость раба упала настолько, что как минимум один капитан, набрав на борт больше рабов, чем позволяли запасы провианта, выкинул лишних за борт по пути в Лагуш. При этом португальцы свирепо защищали монополию на торговлю рабами, полученную от Папы Римского. Когда они поймали испанца, менявшего андалузских коней на рабов (по общепринятой ставке семнадцать рабов за лошадь), ему по приказу португальского короля переломали все кости на теле, а затем бросили – судя по всему, еще живого – в печь.
До смерти Принца Генриха в 1460 году в Лагуш привозили порядка 1000 рабов в год. Рабы составляли большую часть населения Алгарве и десять процентов населения Лиссабона. Сейчас их добывали уже мирным путем, заключив договор с африканским королем Бадомелом на сенегальском побережье. Средняя прибыль за рейс составляла от 600 до 700 процентов и не снижалась по мере падения спроса на рабов в самой Португалии, так как спрос быстро рос в Испании и в других странах к северу от Португалии.
В самой Португалии рабство не осталось без критиков, среди которых были и родственники Принца Генриха. Вот, что писал Азурара – официальный хронист Принца Генриха: «К рабам относятся по-доброму: не делается никакого различия между рабами и свободными португальскими слугами. Молодых учат ремеслам. Тех из рабов, кто показал, что может управлять фермами, освободили: для них даже устраивают браки с португалками. Хозяева рабов дают невестам хорошие приданные, чтобы помочь им обрести финансовую независимость. Вдовы, которые берут девушек-рабынь в качестве служанок, воспитывают их как своих дочерей. Они оставляют им в завещаниях наследство, чтобы те могли выйти замуж поудачнее, и относятся к ним как к свободным женщинам. Мне ни разу не приходилось слышать, чтобы на кого-нибудь их этих пленников надели кандалы; я не встречал никого из них, к кому бы не отнеслись с добротой. Владельцы рабов нередко приглашали меня на крещения или свадьбы рабов. Все происходило так же церемонно и радостно, как если бы рабы были членами их семей».
В заверениях Азурары имеется доля правды, что подтверждается фактами поглощения африканских рабов свободным населением Португалии посредством браков и выдачи им земельных наделов. Даже сегодня в Алентежу (провинции к северу от Алгарве) две деревни – Сан Роман и Риу де Муинйуш, что находятся недалеко от Алкасера ду Сал, – по-прежнему населены в основном темнокожими фермерами, которые выращивают рис. Их предки-рабы принесли генетический иммунитет против малярии. Это заболевание свирепствовало на рисовых полях Алкасера еще в пятидесятых годах прошлого века. Белые португальцы умирали от него или переезжали из этого региона, а темнокожие португальцы приобретали их владения и богатели.
Все приведенные примеры – разумеется, скорее исключение, чем правило. В 1555 году – чуть дольше, чем через столетие после начала португальской работорговли, Отец Фернанду Оливеира опубликовал брошюру, в которой осуждал рабство как разновидность тирании. «Нечестно, – утверждал он, – возлагать вину на вождей африканского побережья за то, что те отлавливают и продают рабов. Если бы не покупатели-европейцы, не было бы торговли рабами и массовых похищений людей. Особенно страстно Оливеира критиковал те аргументы, которые Азурара выдвигал от лица Принца Генриха: что порабощение рабов привело к их обращению в христианство и, соответственно, спасению их душ. «Мы изобрели омерзительный и кровожадный вид торговли».
Рабство было отменено в Португалии в 1773 году, когда остающиеся рабы получили, наконец, свободу. Это произошло через год после Англии и за тридцать пять лет до Соединенных Штатов. Полностью португальская работорговля закончилась лишь в 1836 году. Как в других частях мира, так на некоторых заморских землях Португалии рабство, на тот момент известное под другими именами – например, «временный кабальный труд» – продолжало быть реальностью значительно дольше.
Рабы были не единственным товаром, привозимым из Западной Африки. В укрепленном торговом посту в стране, которая сегодня зовется Мавритания, где управлял синдикат португальских купцов, шла оживленная торговля гуммиарабиком, хлопком, слоновой костью, попугаями, а также множеством растений, которые находили применение в медицине, косметике, а также для обработки и маринования мяса. Специи отсюда были не настолько изысканными (и востребованными), как восточные, которые поставляли в другие страны Европы через Венецию, но стоили – особенно перцы – в несколько раз меньше, а потому являлись одной из главных статей экспорта из Алгарве в Северную Европу. К началу шестнадцатого века португальские торговцы специями постоянно проживали в Брюгге и Саутгемптоне.
Как платили за эти товары? Европа, как я уже говорил, агонизировала от золотого голода, облегчить который могли только португальцы по мере того, как они с риском для себя продвигались на юг и на восток. Короли африканского побережья со своей стороны стремились получить одежду, одеяла, красные бусы из кораллов, а также предметы, изготовленные из серебра, но больше всего нуждались в пшенице. К 1500 Алгарве и Португалия импортировали пшеницу в огромных количествах в Алгарве и в Португалию, чтобы реэкспортировать в Западную Африку. Остров Мадейра, находящийся в 1200 километрах к юго-западу от Лагуша, открыли в 1420 году. На острове не было собственного населения, а благодаря попутным ветрам он стал идеальным перевалочным пунктом по пути в Западную Африку и из нее. Слово «мадейра» по-португальски значит «дерево», и остров назвали так именно потому, что он был густо покрыт лесом. По случайности или по умыслу остров загорелся и продолжал гореть на протяжении двух лет. Удобренные таким образом земли поделили между сторонниками Ордена Христа. Применяя труд черных африканских рабов, члены Ордена стали в изобилии выращивать пшеницу. Эту пшеницу отправляли в Африку, где меняли на новых рабов.
Сделав многих богачами, Принц Генрих умер, как жил: подчиняясь обетам целомудрия и нестяжания. У него не было собственных денег, чтобы завещать наследнику – как и прямого наследника. В своей воле Генрих передал свою должность и связанные с нею полномочия своему племяннику Фернанду. Фернанду сдал в аренду свою монополию на торговлю с Западной Африкой Фернанду Гомешу за 200000 реалов в месяц. Это соответствовало выгоде от всего одного рейса. Гомеш также получил право расширять площадь концессии на 100 лиг в год.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ
[i] Интересно, что другие источники сетуют как раз на то, что североафриканские пираты обезлюдили Алгарве, население которого попало в рабство [примечание переводчика].
[ii] Мне показывали в Португалии несколько разных «роз Марии», но думаю, что здесь речь идет о растении, известном как «иерихонская роза» – единственном представителе рода «анастатика» [примечание переводчика].
[iii] От португальского «não» – нет, так как мыс считался непроходимым пределом для европейских мореплавателей [примечание переводчика].
[iv] Это сомнительно, потому что на тот момент Диаш еще не родился и с Генрихом Мореплавателем не пересекался. Первый груз из 235 рабов на первый невольничий рынок в Европе доставила флотилия Лансарота де Феиташа, а не Барталомеу Диаша [примечание переводчика].
