Страноведческий детективный фарс, навеянный произведениями Арнальдура Индридасона, в частности “Arctic Chill”
Глава II
Начало здесь.
2019 год. Хрюнмундур Дьёбласон. Экс-муж. Экс-любовник. Экс-детектив. Бывший. Бывшая восходящая звезда в аппарате Rannsóknarlögreglustjóri Ríkisins – раннсоункулёгреглюстйоуририкисинс (произносится с пиететом и на одном дыхании!) – аппарате Главы Следственного Отдела Государственной Полиции Республики Исландии.
С тех пор кануло девять лет, и от пышного термина остались лишь песочные усы нарочито британской формы, да залитый кетчупом бежевый тренч-коут. По-простому «плащ».
«Yes I know the city like a lover», – Хрюндундур замурлыкал музыкальную тему из «Таггерта». На Алжезуре определение «сити» застегивалось, как плащ на округлившемся животике заматеревшего экс-детектива: не без угрозы прогнившим ниткам. Поселок-райцентр: населения пара тыщ с половиной, из которых лишь горсточка португальцев.
Остальные – высушенные, как камыш, люди северо-германского типа. Длинные волосы, которое солнце и ветер привело в фактуру соломы, кожа цвета портвейна «aged tawny», аскетическая худоба, да неистребимый запах канабиса, витающего над патлатыми головами, как голубок над Иисусом на алтаре местной церкви. Пришли «стучаться в двери травы» в шестьдесят-каком-то году, но португальское время остановилось: «лето любви» для них не закончилось.
«Чего нельзя сказать о тебе», – признался собственному отражению Хрюнмундур. «Lover» упорхнул вместе со сладкой птицей юности. Из потрескавшегося зеркала на заплесневевшей стенке на бывшего следователя смотрел не любовник, а немолодой кот породы «британ» с укороченным треугольным подбородком, над которым топорщились недовольные треугольные усы: золотое сечение лузерства!
«Теперь ты не лавэ-ловер, а собиратель португальского фольклора! – поздравил себя Хрюнмундур, – Сиди на драном хвосте ровно, и может – иншалла или ошала по-португальски – проведешь это январский вечер в свете электрической лампочки, а не при свечах, как обычно бывает в дождливый сезон».
Самое дорогое в Европе электричество померкло секунд на пятнадцать под натиском шквального ветра с Атлантики, но решило подарить бывшему следователю продолжение вечера откровений при тусклом свете энергосберегающей лампы.
Заговорила память: девять лет назад, извержение Эйафйатлаёкутлья, амбициозная начальница Сьёп Херманнсдоттир, метившая в парламент, но угодившая в городскую тюрьму по адресу Скоулавёрдюрстигур. Силиконовый гавномонстр из Голубой Лагуны, оставивший на месте преступления бутылку «Столичной» и канистру с тогда еще не ясной маркировкой «Novichok».
Срочная командировка в Москву к Хрюнько – официальному партнеру расследования. Расследование началось, продолжилось и завершилось в месте с непроизносимым названием: Сандуны. «Пей, Ёпссон!» – багровая луна хрюньковской хари мерцает в облаках обжигающего пара. Человек с внешностью обезображенного ножевыми ранениями Эгиля Скаллагримссона хреначит в печку опиоиды, канабиноиды, радионукли-ой-ды с веселыми прибаутками: «Ёпля-кака! Так это у вас – исландцев – называется?».
«Сан-ду-ны: won’t let the sun go down on me…», – хрипит не пришедший в себя после «расследования» Хрюнмундур в лицо бортпроводнице «Icelandair». Та жмет на тревожную кнопку. На рейс Хрюнмундура пускают, проверив полицейское удостоверение, но в Кефлавике принимают с таможней и пристрастием.
Начальница в тюрьме, а у зама в кармане плаща небрежно подброшенный канабис. Хрюнмундур рассказывает, что хотел поделиться с русскими рецептом исландского шоколадного торта – дьёблакаки. Но те не умеют мыслить в приземленных категориях обыденности: как слоны с полотен Дали, жители Гардарики шествуют по планете на комариных ногах геополитических домыслов и теорий заговора. «Бог их знает, на что обиделись, но и сам хорош, Хрюнмундур: пить, безусловно, надо меньше…»
В съемном жилье холодно и сыро: никогда в Исландии Хрюнмундуру не было так холодно, как здесь на юге Португалии. Холод от отсыревших стен ломит кости. Пожилая хозяйка – Дона Мария ду Ампару – передвигается по каменному полу артритным босиком, курит, протяжно кашляет и ворчит, что постоялец не желает справлять нужду в общественном туалете у автобусной остановки, а тратит деньги на воду в сливном бачке. Неслыханная роскошь!
Нечистоты, на худой конец, можно собирать в ночном горшке и выплескивать в мутные воды обмелевшей речки Алжезурки. Когда-то она была настолько глубокой, что фламандские суда бросали в Алжезуре якоря. После землетрясения и цунами 1755 года речка куда-то слилась – вместе с фламандцами, оставив лишь глинистый ручеек, загаженный индоутками.
Хрюнмундур устал от самокопания и направился в бар «Понтапе» (что он понимает как «поджопник») у нового моста через Алжезурку. «1755 год оставил неизгладимый след не только на рыжей португальской земле, – подумал он, – но и в Исландии, где извержение вулкана Катла растопило толщу ледника, породив водные потоки объемом аж в две Амазонки!»
Бывший следователь занял место за пластмассовым столом, вооружившись микроскопической бутылкой пива «Супербок» и планшетом, чтобы почитать местные новости. Напротив сидел местный горбатый работяга: купол бесшеей головы, обрамленный ассиро-вавилонскими кудрями, венчала детского размера бейсболка «Angry Birds». За столиком слева пара высушенных нарко-нидеров: патлатые головы покоились на согнутых руках, что делало их похожими на зловещую богомольную саранчу. Хрюнмундур углубился в чтение статьи на сайте местного мобильного оператора MEO.
Продолжение последовало здесь. Увлекательное путешествие на родину Хрюнмундура можно заказать здесь.
