Вспом­нил бо­ро­да­тый анек­дот. Не знаю, чисто ис­ланд­ский или за­им­ство­ван­ный, но услы­шал в Ис­лан­дии. По­спо­ри­ли, ска­жем, ки­та­ец, ин­ди­ец и… не знаю… грек: какая ци­ви­ли­за­ция пер­вой изоб­ре­ла те­ле­фон? Каж­дый бьет себя в грудь ко­пы­том: вон, на рас­коп­ках объ­ек­та той-да-сёй ди­на­стии, либо брон­зо­во­го века, нашли те­ле­фон­ный ка­бель! Ясен хрен, паль­ма пер­вен­ства наша!  Мимо про­хо­дит ис­лан­дец. При­слу­шав­шись к спору, с аплом­бом за­яв­ля­ет, что в Ис­лан­дии не об­на­ру­же­но ров­ным сче­том ни од­но­го про­во­да. Недо­уме­ние… пауза…тре­вож­ная му­зы­ка. Ис­лан­дец снис­хо­ди­тель­но огля­ды­ва­ет ото­ро­пев­ших кон­ку­рен­тов и до­сы­ла­ет «панчлайн»: «По­то­му что мы сразу изоб­ре­ли бес­про­вод­ную связь».

Я в Пор­ту­га­лии. В Син­тре. Это такой двор­цо­во-пар­ко­вый ан­самбль к се­ве­ро-за­па­ду от Лис­са­бо­на. Место знат­ное: по­ви­да­ло много кого из ныне здрав­ству­ю­щих и по­чив­ших зна­ме­ни­то­стей. О Син­тре лучше всего на­пи­сал Ни­ки­та Крив­цов вот здесь. А я себе лю­би­мом. Оста­но­вил­ся я в «Lawrence» или «Lawrence’s» – самой ста­рой го­сти­ни­це на Ибе­рий­ском по­лу­ост­ро­ве (1764 год). Здесь каж­дый ка­мень Бай­ро­на пом­нит: поэт про­жи­вал в отеле в 1809 году и по­пи­сы­вал «Па­лом­ни­че­ство Чайлд-Га­роль­да».

О мо­ло­дом Бай­роне в Лис­са­боне и Син­тре, по­сле­ду­ю­щем ро­мане с леди Мель­бурн, ко­то­рая ни разу была не Мель­бурн, а так… Лэм… – увле­чен­но по­вест­ву­ет ре­сеп­ши­о­нист. Во мне про­сы­па­ет­ся по­ру­чик Ржев­ский на свет­ском рауте: за­ско­руз­лый про­вин­ци­ал в на­воз­ных са­по­гах. Из­нут­ри прям рас­пи­ра­ет от­топ­тать­ся са­по­гом по белым та­поч­кам и кру­жев­ным но­соч­кам ре­спе­ши­о­ни­ста. Син­тру эту… де­бай­ро­ни­зи­ро­вать.

Осто­рож­но под­со­вы­ваю оп­по­нен­ту свой клик­бейт – при­ман­ку: «А у нас в Ис­лан­дии Бай­рон не бывал». Недо­уме­ние в гла­зах оп­по­нен­та. «Зато, – со злым тор­же­ством до­сы­лаю соб­ствен­ный панчлайн, – вул­ка­нам – таким как у нас в Ис­лан­дии – обя­зан своим рож­де­ни­ем Фран­кен­штейн!».

9 июня 1783 года – на сле­ду­ю­щий день после Дня Свя­той Тро­и­цы – в Ис­лан­дии на­ча­ла из­вер­гать­ся ма­ло­из­вест­ная це­поч­ка вул­ка­ни­че­ских тре­щин под на­зва­ни­ем Лаки. Из­вер­же­ние про­дол­жа­лось до фев­ра­ля 1784 года. В ат­мо­сфе­ру было вы­бро­ше­но столь­ко вул­ка­ни­че­ско­го пепла, что Эй­а­фй­ад­лай­о­кудль нерв­но по­ку­ри­вал непо­да­ле­ку, при­чем на кор­точ­ках. Не све­ти­ло солн­це, на ост­ро­ве уста­но­ви­лись ле­де­ня­щие усло­вия «ядер­ной зимы» (тер­мин по­явил­ся позже – в атом­ную эпоху – для мо­де­ли­ро­ва­нии по­след­ствий ядер­ной войны). Голод унес жизни чет­вер­ти на­се­ле­ния ост­ро­ва. В Ев­ро­пе, Се­вер­ной Аме­ри­ке, Се­вер­ной Аф­ри­ке, Индии дико по­хо­ло­да­ло, уро­жаи были ни­ка­кие, скот пал, стало нече­го есть… И вот ре­зуль­тат: в 1789 году фран­цуз­ская ре­во­лю­ция. А потом На­по­ле­он сжег Моск­ву… на почве ис­ланд­ско­го из­вер­же­ния.

«Я дико из­ви­ня­юсь, – па­ри­ру­ет ши­о­нист, в смыс­ле ре­сеп­ши­о­нист, – но Бай­рон ро­дил­ся в 1788. При­чем тут ис­ланд­ский вул­кан?». Я спеш­но кон­стру­и­рую новые смыс­лы, за­пу­тав­шись в соб­ствен­ной де­ма­го­гии: «Не со­всем ис­ланд­ский, но вул­кан был при деле».

Вес­ной 1815 на ин­до­не­зий­ском ост­ро­ве Сум­ба­ва про­изо­шло самое страш­ное из­вер­же­ние в ис­то­рии че­ло­ве­че­ства. Рва­нул супер-стра­то­вул­кан с ти­шай­шим име­нем Там­бо­ра. Снова небо за­тя­нул вул­ка­ни­че­ский пепел, вы­па­дая кис­лот­ны­ми до­ждя­ми на полях пла­не­ты. Лето 1816 года не со­сто­я­лось. Его от­ме­нил ин­до­не­зий­ский вул­кан: как КОВИД от­ме­нил лето 2020. Штат Нью-Йорк пе­ре­жил сне­го­па­ды и за­мо­роз­ки в июле. На Бри­тан­ских ост­ро­вах лето 1816 года было самым хо­лод­ным с 1750 года. Эль­зас и до­ли­ну Рейна за­ли­ли дожди. Трава гнила на корню. Сено не за­го­то­ви­ли на зиму, что снова при­ве­ло к го­ло­ду.

По­жа­луй, един­ствен­ным свет­лым пят­ном на удру­ча­ю­щем фоне мрач­но­го де­прес­сив­но­го лета 1816 был его дар ли­те­ра­ту­ре: по-сво­е­му нелас­ко­вый. Поэт Лорд Бай­рон – спа­са­ясь от без­ра­дост­но­го брака, на­гро­мож­де­ния дол­гов и об­ви­не­ний в небла­го­вид­ном по­ве­де­нии в Ан­глии – снял виллу неда­ле­ко от Же­нев­ско­го озера. Мяг­кое сол­неч­ное лето, на ко­то­рое рас­счи­ты­вал поэт, вышло хо­лод­ным и дожд­ли­вым. Бай­рон встре­тил дру­го­го ан­глий­ско­го поэта – Перси Биши Шелли с “су­пруж­ни­цей” Мэри. Ли­те­ра­то­ры сту­си­лись и пе­ре­еха­ли в особ­няк Бай­ро­на. Лето – во­пре­ки ча­я­ни­ям пи­са­те­лей – не бла­го­при­ят­ство­ва­ло ак­тив­но­стям на све­жем воз­ду­хе. За­ску­чав в сте­нах арен­до­ван­ной фа­зен­ды, ком­паш­ка ре­ши­ла ско­ро­тать время, объ­явив кон­курс по со­чи­не­нию «стра­ши­лок». Так ро­дил­ся ше­девр Мэри Шелли – «Фран­кен­штейн, или со­вре­мен­ный Про­ме­тей».

Вот такая око­ло­исланд­ская сага мне вспом­ни­лась в Син­тре. Кста­ти, “Фран­кен­штейн и вул­ка­ны” – удач­ное, на мой взгляд, на­зва­ние для ро­ка­бил­ли груп­пы.